Айал Сан: певец и агендерный метис из Якутии

Каково быть представителем ЛГБТ-спектра и этнического меньшинства одновременно? Это ощущение «дважды чужих» роднит множество ЛГБТ-людей миноритарных национальностей по всей территории бывшего Советского Союза. Они создали проект Invisible Rainbow. Это проект от и про этнических ЛГБТ-людей постсоветских стран. Вслед за ними мы рассказываем историю Айала Сана (Ayal San): это сонграйтер, певец и агендерный метис из Якутии.

Меня зовут Айал Сан

По национальности я метис — во мне якутская и корейская кровь. Я музыкант и ЛГБТ-персона. С самого детства я мечтал стать певцом, но жутко стеснялся этого. Сейчас занимаюсь своим проектом, в котором через песни рассказываю прожитый опыт дискриминации на почве сексуальностой и национальной принадлежности в российском и якутском обществах. Для меня важно быть услышанным, считаю это основой безопасного и открытого мира для всех.

Родился я в Якутии, в городе Нюрба. С самого детства я чувствовал свою непохожесть на других и ужасно стеснялся себя. Но обо всем этом нельзя было говорить и все переживания я проживал в одиночку. У меня появился принцип — быть как все. С этой очень нездоровой установкой я прожил достаточно долго.

Столкновения с ксенофобией

После окончания школы я поехал учиться на психолога в Екатеринбург. Там я впервые столкнулся с кризисом идентичности, это проявлялось за пределами узкого круга друзей. Стоило выйти из него и я становился для незнакомых “китайцем”, “понаехавшим”. Мне все чаще приходилось сталкиваться с бытовой дискриминацией в повседневных делах, таких как прогулка, дорога до университета, поход в магазин.

Однажды вечером после пар как обычно вышел в магазин за майонезом и бутером. Я пошел по привычному маршруту, через аллею. Там стояла группа парней, один из них крикнул: “О-о-о, китаеза!”. Вся группа обернулась на меня, и один из парней заорал: “Иди сюда, чурка”, бросив в меня пустой банкой пива. После чего он подбежал, схватил меня, сказав: “А что, ты глухой или русского не понимаешь?”. Я вырвался и побежал в магазин, который был в десяти метрах.

Я надеялся, что эти парни отстанут от меня, когда я буду внутри, и в принципе ожидал помощи, так как я был в магазине постоянным клиентом. В магазине меня настигло несколько парней из этой группы, сразу же прилетел удар. Я лишь помню как упал на пол, а когда пришел в себя, начал просить о помощи продавщицу и охранника. Продавец кричала на меня и хотела выгнать из магазина. На что я ответил, что если выйду, то меня убьют. Но она как будто бы не слышала и продолжала требовать покинуть магазин. Мне стало так страшно из-за того, что никто не хотел меня спасать, даже знакомые люди, у которых я каждый день покупал продукты.

Но вдруг подошел охранник, судя по всему, из Средней Азии, и сказал следовать за ним. Он выпустил меня через служебный вход, что меня и спасло. Я поймал такси, хотя общежитие находилось в двух минутах. Попросил водителя проводить меня до двери и забежал в общежитие. После этого я месяц не выходил на улицу.

Мне было страшно, я потерял ощущение безопасности. Отходил я долго. Помимо синяков у меня еще онемела часть лица, что прошло только через две-три недели. К врачам я не ходил, так как университетский врач была мягко говоря расисткой. Всегда общалась очень грубо и не желала меня осматривать под предлогом обеда или перерыва. Помню, когда я простыл, она меня впервые осмотрела и говорит: “Ну сколько ты сюда еще будешь приезжать? Почему у себя не учишься?”. Даже в университетскую канцелярию я не обращался, потому что там часто в открытую обсуждали разрез глаз и неяркую маскулинность. Со временем я все-таки научился отстаивать себя и ставить таких людей на место, но в момент после нападения я не был к этому готов.

Не расизм, так гомофобия

После окончания университета я переехал в Якутск, где занимался индивидуальными психологическими сессиями и параллельно начал учиться вокалу. В промежутках я старался путешествовать за рубеж, особенно в страны восточной Азии. Однажды мне посчастливилось впервые посетить Корею. Там я ощутил себя просто человеком, меня не преследовали старые оценочные суждения, основанные на ориентации или происхождении. Я просто был собой.

Это дало толчок к осознанию значимости своих изначальных целей и желаний. Мне хотелось петь якутские народные песни. Я поступил в престижную музыкальную академию в Москве, на факультет Джазовой музыки, который окончил с красным дипломом. Это помогло устроиться преподавателем по вокалу в очень хорошую школу, но душа хотела петь на сцене.

К концу обучения я создал концертную программу на якутском языке “Саас” (весна), с кавер-версиями очень красивых народных песен. Бросив прибыльную работу, вопреки всему, я кое-как смог устроиться в Театр Эстрады в Якутске за маленькую ставку. Но меня там встретили мягко говоря негативно. Несмотря на это, мне удалось за короткий период работы в театре дать сольный концерт в Якутске, поездить с гастролями по разным местам республики, чему я был несомненно рад.

Я знал директора этого театра раньше. Помню я стал свидетелем, проявления открытой гомофобии к танцевальной группе, которая должна была принять участие в концерте. Директриса остановила парней на входе и попросила покинуть зал. После этого она обратилась к исполнительнице со словами: “Мне не нужна тут голубятня”. Помню, как я вжался в тот момент в стул и не мог произнести ни слова. А внутри все кипело. Я так хотел встать на их защиту, но промолчал. И мне до сих пор стыдно за это.

Через какое-то время моё молчание обернулось против меня. Меня уволили по телефону с еле скрываемой радостью. Это событие стало для меня отправной точкой. Я решил больше не давать себя в обиду, не молчать. Бороться за право БЫТЬ. Я обратился в суд и прошел три инстанции, но в России судиться с государством бессмысленно. Суд признал нарушение моих прав, но решение все равно было не в мою пользу.

Даже в родной Якутии я был чужим. Хейтеры называли меня словом “омук” (чужак) придираясь к моей внешности и недостаточной маскулинности. Ксенофобия и гомофобия есть в стране, но я научился не обобщать и не делить людей по этносу, полу, гражданству, культуре. Я вижу личность. В Якутии до сих пор есть добрые и любящие меня слушатели. Им я очень благодарен за поддержку.

После этого я полностью переключился на свой англоязычный проект “Я есть”. И все свои силы тратил на него. Параллельно я общался с различными ЛГБТ-комьюнити в разных городах. Где-то встречали с радостью, где-то не понимали, а где-то просто игнорировали. И я понял, что даже в своей ЛГБТ-среде ты можешь столкнуться с бытовой ксенофобией.

Стало невозможно молчать

Точкой невозврата стал инцидент в Питере. Женщина шла за мной по широкому и пустому тротуару, в какой-то момент я услышал грубый приказной тон уйти с её пути и комментарий “Возвращайся домой!”. Я ответил, что уже дома. В перепалке на эмоциях сказал: “Я не выбирал эту страну, но я здесь родился. На, порви мой паспорт! Я буду только рад”. Изумленных прохожих я заметил только после того, как моя оппонентка поспешила скрыться. В этот момент мне стало легче, как будто я освободился от чего-то. Но мне было очень больно от того, что я испытывал злость и ненависть. И тогда я принял решение, что надо эмигрировать уже сейчас. Это я и сделал.

Нельзя мириться с проявлением дискриминации, но нельзя и обобщать, обвиняя весь народ или группу людей. Люди это не толпа. Надо научиться видеть в каждом человеке личность сквозь расу, этнос, цвет кожи, пол, паспорт и пр. Все эти события стали основой создания проекта “Я есть”. Я пою о прожитом опыте. Это трансформация боли в музыку. Каждое травматичное событие конвертировано в песни. С этой программой я выступил в двух странах и с каждым разом географии будет расширяться.