Британский историк Дэн Хили об эволюции отношения к гомосексуальности, вероятности глобального правого поворота и перспективах российских квиров
Летом 2022 года, в разгар российско-украинской войны и накануне начала массовых репрессий кремлёвского режима против ЛГБТК-людей в России вышла книга профессора Дэна Хили «Другая история. Социально-гендерное диссидентство в революционной России». Этот британский историк стал одним из первых и наиболее глубоких исследователей советского квир-сообщества.
Год спустя после выхода книги профессор Хили дал эксклюзивное интервью порталу «Парни ПЛЮС». Мы поговорили о том, как менялись собственные взгляды учёного на гомосексуальность, о перипетиях мировой истории и о том, что ожидает квир-россиян после окончания путинской войны.
Доктор Хили, почему в качестве объекта своего исследования Вы выбрали людей, принадлежащих к ЛГБТ, из России?
Источниками моего интереса послужили два совершенно разных увлечения, которые у меня появились в подростковом возрасте, когда я еще жил в маленьком городке в восточном Онтарио, Канада. Во-первых, в 1973 году, под влиянием чтения новой литературы о движении за права и свободы геев, я открыто объявил себя геем. Мой интерес к идеям, политике и борьбе за свободное будущее для геев и лесбиянок рос по мере моего взросления, по мере того, как я узнавал о существовании невероятно продолжительной истории мыслей и действий, направленных на улучшение положения квир-людей. Я хотел узнать больше о мыслителях и активистах, которые сделали нормальную жизнь квиров в принципе возможной и которые предвидели более счастливое будущее для них.
Вторым моим увлечением была культура, язык и история России. В 1974 году гимназия, где я учился, организовала поездку по СССР, и я вместе с 30 другими учениками и родителями отправился в двухнедельную поездку из Канады в Хельсинки, Ленинград и Москву в качестве иностранного туриста. Мы осмотрели стандартный набор достопримечательностей для иностранцев — Кремль, балет, Эрмитаж, Красная площадь — и все это было очень увлекательно. В тот же год я прочитал «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына; он показывал СССР с совсем другой стороны. На бакалавриате в Университете Торонто, где я учился с 1976 по 1981 год, я решил изучать русский язык и литературу. В конце концов, у меня возникла потребность совместить два этих интереса, тем более что информации об ЛГБТ в Советском Союзе в то время почти не было. В конце 1980-х я вернулся в университет для учебы в аспирантуре, поскольку Советский Союз менялся, и появилась возможность исследовать историю ЛГБТ в СССР и России.
Сообщество ЛГБТ-людей чрезвычайно разнородно, поэтому в качестве объединяющего фактора нам важно понимать, как нас угнетают и какие у нас есть возможности. В этом как раз и помогает история.
Почему сообществу важно знать свою историю? И какую практическую пользу Ваше исследование может принести ЛГБТ в России?
Я думаю, что крайне полезно иметь информацию о том, как ЛГБТ-люди справлялись с проблемными вопросами и ситуациями, связанными с квирностью, в прошлом, и я твердо верю, что все молодые люди должны иметь возможность получить эти знания. Если мы говорим об отдельном человеке, это важный инструмент для формирования более счастливой и жизнеспособной личности. Сообществу же исторические знания помогают укрепить свое единство и ощутить чувство общности взглядов. Сообщество ЛГБТ-людей чрезвычайно разнородно, поэтому в качестве объединяющего фактора нам важно понимать, как нас угнетают и какие у нас есть возможности. В этом как раз и помогает история. На фоне российских «особенностей» наличие истории этого вопроса становится еще более важным: общество может казаться чрезвычайно огромным, консервативным, неизменным, но понимание истории убеждает в том, что изменения возможны, и что изменения быстро распространяются по всей необъятной территории России.
Изменялось ли ваше отношение к гомосексуальности в течение жизни?
Конечно. Это неизбежно. Во-первых, произошел огромный интеллектуальный сдвиг от «освободительного движения геев», о котором я читал в начале 1970-х годов, к квир-теории и исследованиям ЛГБТК в наши дни. Я не всегда обращал пристальное внимание на эти сдвиги, и иногда чувствую себя пережитком прошлого, все еще цепляющимся за «движение за права и свободы геев», когда мир вокруг меня давно изменился. Но иногда я осознаю, что мое понимание квирности богаче, разнообразнее и основано на большем опыте, чем когда мне было 17, 18, 19 лет.
Конечно, мне ведь уже за 60, поэтому неудивительно, что мои познания и взгляды на сексуальное влечение и близость полностью отличаются от того, что было в подростковом возрасте и в молодости. В моей жизни сексуальность была источником кризисов и разрывов, захватывающим приключением, причиной неправильных решений, магнитом, притягивающим меня к другим мужчинам, разрушительным бушующим огнем и идеальным шашлыком на долго тлеющих углях. Я думаю, что этот процесс познания и изменения — это колоссальный жизненный путь, для объяснения которого потребовалась бы книга. Это одна из причин, по которой мне сейчас нравится читать мемуары квиров — чтобы посмотреть, как другие люди шли по этому невероятному пути.
Способствует ли экономический коллапс государства росту консервативных настроений, в том числе гомофобии? И если да, почему таким странам, как Аргентина, удается поддерживать высокий уровень толерантности в обществе даже во времена глубочайшего кризиса?
Я ведь не экономист и не политолог, поэтому мой ответ на этот вопрос будет основан на исторических примерах и современных наблюдениях. Исторически, политическая гомофобия всегда сопровождала экономический коллапс (вспомните нацистскую Германию), но причинно-следственная связь здесь отнюдь не прямая. Почему политическая гомофобия на Западе усилилась в начале холодной войны, когда наступило процветание? Я не очень хорошо разбираюсь в аргентинской политике, но очевидно, что большинство испаноязычных обществ превратились в довольно поляризованные структуры с консервативными правыми, отдающими предпочтение «традиционным ценностям», и левыми тенденциями, отдающими предпочтение свободной любви. Через какое-то время эти политические приоритеты «встраиваются» в программу каждой стороны, и я думаю, что они остаются «в резерве», который извлекают во время кризиса.
Интеллектуальное движение «Новые правые», популярность правых популистов вроде Мари Ле Пен во Франции, Виктора Орбана в Венгрии или Жаира Болса — это первые предвестники глобального правого поворота человечества или временный и преодолимый кризис либеральной демократии?
Вы правильно подчеркиваете возможность поворотного момента. Люди, которые верят в либеральную демократию, должны просыпаться каждое утро и как на работу идти на защиту либеральных ценностей, каждый день: они никогда не будут в безопасности, никогда. Правда в том, что они никогда и не были в безопасности — их нужно защищать, отстаивать, закреплять, объяснять и передавать в каждом последующем поколении.
Что наверняка можно сказать о глобальном движении популистов (если его вообще можно так назвать — я лично не уверен), так это то, что они чрезвычайно различаются по компетентности как руководители, по уму, по безжалостности, и это может быть отправной точкой для борьбы с ними. И они работают в рамках существующих политических систем, которые никогда не бывают полностью лишены трещин и слабостей. На самом деле, они еще не объединили свои силы в новую Ось Зла, поэтому я бы не стал преждевременно их смешивать: они больше похожи на крыс в мешке — с такой же вероятностью сожрут друг друга заживо.
Россия приняла формулу легкого тоталитаризма: она вычистила все оппозиционные СМИ и гражданское общество, превратила ЛГБТК в козла отпущения, чтобы преследовать население и отвлекать его от собственных страданий, сделала внесудебные убийства привычным инструментом правления Путина.
После начала российско-украинской войны режим Путина часто называли крайне правым, имперским и даже фашистским. Как, по-вашему, это правильное определение? И всегда ли такие режимы опираются на гомофобию, или до сих пор нет прямого соответствия между правой идеологией и притеснением ЛГБТ?
Опять же, я не политолог, и как бы я ни называл стиль правления Путина, это вряд ли приведет к свержению его режима. Он явно империалистический в классическом понимании XIX века, и это опасная тенденция с ужасающими последствиями для Украины. И для отношений России с соседями на ближайшее столетие. Я бы даже рискнул сказать, что Россия приняла формулу легкого тоталитаризма: она вычистила все оппозиционные СМИ и гражданское общество, превратила ЛГБТК в козла отпущения, чтобы преследовать население и отвлекать его от собственных страданий, сделала внесудебные убийства привычным инструментом правления Путина. Но это только мое мнение. Мне иногда кажется, что споры о терминологии не так полезны, как конкретные действия по спасению людей от российского насилия в Украине.
Первые полтора десятилетия своей истории СССР был одним из немногих мест на планете, где люди из числа ЛГБТ не подвергались опасности, по крайней мере, в силу своей природы. Развернулся маховик политических репрессий, были уничтожены целые классы общества, но в этом отношении Советский Союз определенно опередил свое время. На Ваш взгляд, с чем это связано и почему к середине 1930-х годов страна вернулась к имперскому консерватизму, хотя и в новой идеологической оболочке?
Когда мы говорим о политике в отношении ЛГБТК, то в европейском социализме существуют две конкурирующие традиции, и я утверждаю, что более позитивная, декриминализирующая гомосексуализм «раннебольшевистская» политика досталинских лет советской власти составляет одну традицию. Вторая традиция воплощена в упоминаемом вами сталинском гомофобном повороте 1930-х годов. Все последующие социалистические режимы, опираясь на наследие московского социализма, считались с этими двумя традициями и пытались преодолеть противоречия между ними.
Первая проблема с двумя конкурирующими европейскими социалистическими традициями в отношении квиров заключается в том, что в социалистическом движении у квиров было очень мало возможностей для самовыражения. На заре Советского Союза в нем жили обычные квиры, которые полагали, что декриминализация гомосексуализма означает, что сексуальная революция коснется и их, но ни квир-, ни гетеросексуальные советские мыслители и политические деятели никак публично не развили эту тему, не прокомментировали эту мысль. Оказалось, очень легко переключиться на другую революционную социалистическую традицию — ту, в которой квир — это патология, которую должны искоренить революционные ценности.
Несмотря на возвращение уголовного наказания за мужеложство, Советский Союз оставался относительно толерантным государством на протяжении всего ХХ века. Ведь по этой статье было наказано несоизмеримо малое количество людей, да и само наказание было достаточно мягким по меркам тоталитарного государства. Если в развитых демократиях геям делали лоботомию, то в СССР они получали максимум 5 лет тюрьмы, и то это коснулось немногих. Связано ли это со спецификой советского режима, или гомофобия вообще не свойственна российской государственности?
Думаю, ответ кроется не в каком-то глубинном «иммунитете» от гомофобии, заложенном в характере российского государства, а в более сложном сочетании культурных, научных, полицейских, правовых и политических традиций, повлиявших на те явления, о которых вы говорите. Грубые сравнения очень разных ситуаций редко выдерживают более тщательный анализ. Возьмем, к примеру, медицину и лоботомию. После 1945 года в Советском Союзе у психиатров было относительно мало ресурсов, и они были перегружены тем, что можно было бы назвать «настоящими проблемами», проистекающими из травмы войны и государственного террора. У них не было времени и денег на то, чтобы лечить гомосексуалов с помощью дорогой и рискованной процедуры лоботомии, которая отвергалась ведущими советскими психиатрами по принципиальным соображениям в отношении лечения всех видов психических заболеваний, а не только гомосексуальности. Помните, что у них не возникало никаких нравственных сомнений при использовании лекарств для снижения либидо у лесбиянок или подавления воли политических диссидентов.
Если взять пример действий полиции против геев, то да, советская полиция, по-видимому, была менее систематически гомофобной, чем то, что историки наблюдают в некоторых западных странах — где все же царила бóльшая экономическая и социальная свобода. И на какое обращение мог рассчитывать один из сотен мужчин, отправленных в советские колонии и лагеря, в течение «недолгих» пяти лет своего заключения? Судьба «опущенных» в советских лагерях была печально известна. Для сравнения, британский гомосексуал получил бы пару лет в настоящей тюрьме за грубую непристойность, а срок заключения американского гомосексуала был бы столь же коротким, в зависимости от штата и судьи. И отбывали бы они их в западных тюрьмах с плохими условиями, но которые по крайней мере были лучше, чем в более бедных советских. Так что я бы поостерегся от таких сравнений — они только играют на руку русским националистам.
Печальная реальность заключается в том, что из России утекают огромные человеческие ресурсы — смелые, творческие люди, которых пугает ополчение государства против собственных граждан.
По всей видимости, Россия сейчас стоит на пороге нового витка истории: крах тоталитарной системы — далеко не столь эффективной, как даже советская — экономический и правовой хаос, попытки новой демократизации. На ваш взгляд, какие ошибки 1990-х следует учесть Западу и как сделать так, чтобы гей-революция в России наконец свершилась?
Мне жаль, но я не думаю, что Запад будет заинтересован в каких бы то ни было «революциях» в России, в отличие от 1990-х годов. Когда наступит «новый виток истории», Запад сосредоточится на восстановлении Украины после жестокого уничтожения террористическим российским государством инфраструктуры, промышленности, сельского хозяйства, жилых домов, школ, больниц, музеев и исторических памятников своего соседа. Толчок к реабилитации России будет дан не из Вашингтона или Брюсселя. Вероятно, он придет из Китая. Похоже, этот выбор уже сделан Путиным и целым поколением российских лидеров и лиц, формирующих общественное мнение.
Вы тщательно изучали опыт выживания представителей ЛГБТ в тоталитарной России прошлого. Теперь новые поколения, не знающие этого опыта, оказались в похожей ситуации. Как гею, лесбиянке или небинарному человеку выжить в путинской России в 2023 году? Что поможет увеличить шансы на выживание в этот период?
Мне трудно представить, что может быть возможно при путинском режиме после принятия Указа «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» от 9 ноября 2022 г. Этот указ превращает «традиционные ценности» в приоритет государственной безопасности и проталкивает каждый аспект деятельности государства через фильтр продвижения гетеронормативности. Когда указ начнет выполняться в полной мере, то от такого государства никуда не спрячешься. Надеюсь, до этого не дойдет. И я думаю, что цифровые средства коммуникации могут дать возможность оставаться в безопасности, не попадая в поле зрения органов государственного надзора. Я также знаю, что многие квир-люди выбрали эмиграцию как рациональный ответ на такого рода психологический и политический террор. Печальная реальность заключается в том, что из России утекают огромные человеческие ресурсы — смелые, творческие люди, которых пугает ополчение государства против собственных граждан.
Текст: Antony Sπyros.
Фото из личного архива проф. Дэна Хили.
