С лета 2022 года, когда Хинштейн начал говорить об ужесточении запрета «гей-пропаганды», в прицеле была литература. Точкой преткновения борцов с «пропагандой» и рынка стала книга «Лето в пионерском галстуке». Мы знаем, что случилось затем с издательством и как поменялся книжный рынок. Но упускаем из поля зрения ещё одну важну часть жизни: библиотечную систему. Наш читатель, связанный с этой сферой, анонимно рассказал «Парни ПЛЮС», как устроена цензура ЛГБТ в библиотеках Санкт-Петербурга.
Впервые оказываясь в библиотеке, некоторые читатели удивлённо говорят нечто вроде: «А что, сюда кто-то ещё ходит?». Невероятно, но факт: множество людей разных возрастов читает книги в бумаге, работает в читальном зале, именно в библиотеке берёт новинки (кроме, конечно, «Лета в пионерском галстуке»), приходит на лекции и в клубы или приводит детей. Особенно это касается крупных городов, где на всё это выделяется больше денег. Словом, в библиотечной сфере вращается немало людей. Как же сказывается на них закон о «пропаганде»? И как ведётся подпольная борьба с ним?
Я расскажу о том, как всё это работает в Петербурге, в библиотечной системе моего района (какого — не скажу для безопасности). В других городах и даже районах она может выглядеть и выглядит иначе, и я об этом упомяну. А если вы работаете в библиотеке другого региона — поделитесь своим опытом!
Фонд
На хранении и маркировке книг библиотечного фонда постепенное ужесточение политики государства стало сказываться ещё до нового закона и даже до начала войны. Это происходило незаметно для обывателя, но «сверху» начали спускать указания. Сперва поручили получше ограждать детей от книг 18+, потом — искать в фонде литературу с «нацистской символикой».
Что это вообще такое? Тогда литературой 18+, которую запрещено выдавать несовершеннолетним под страхом увольнения, считалось всё, что содержит эротические сцены, упоминания наркотиков, сцены насилия и, конечно, однополые отношения. При этом чётких критериев никогда не существовало. В книге с рейтингом «16+» можно встретить довольно-таки эротичную сцену с описанием оргазма. И наоборот, «Шутовской колпак» Дарьи Вильке разрешалось выдавать несовершеннолетним, хотя в повести есть персонаж-гей и связанные с ним темы гомофобии и принятия. Библиотекари ориентировались исключительно на маркировку издательства.
Но потом этого стало мало. Прибавилась «нацистская символика»: если на книге изображено знамя со свастикой, эсэсовец в форме или, скажем, лично Гитлер — эта книга отправляется в спецхран, то есть закрытое для простых читателей хранилище. Сперва сотрудникам разрешили выдавать такие книги, но уже после начала войны появилось распоряжение их уничтожать. Да, фотографии парада Победы 1945 года — тоже демонстрация нацистской символики. Да, если на обложке антивоенного романа Ганса Фаллады «Каждый умирает в одиночку» изображён солдат вермахта — это тоже она. Даже если это ценная энциклопедия по истории Второй Мировой — она всё равно отправляется в топку. К счастью, бюрократия нетороплива, поэтому пока эта литература живёт. Долго ли ещё проживёт? Мы не знаем.
Но вернёмся к нашей теме
В 2020 году литературу 18+ постановили хранить отдельно под особым присмотром, чтобы дети возле неё даже не ходили. Эту проблему в одной библиотеке решили, перенеся все такие книги в запасник и открыв читателям доступ туда. В нескольких других просто выделили под них отдельные стеллажи поближе к рабочему месту библиотекаря. Однако после начала войны и нового закона об этом пришлось пожалеть: несчастная парочка стеллажей уже не могла вместить огромный поток «запретного чтения».
Потому что, во-первых, в ту же категорию отнесли все произведения всех иноагентов. Рассказ Макаревича засветился в сборнике? Весь сборник уходит под 18+. Вдобавок на эту книгу нельзя писать рецензии, нельзя демонстрировать на выставках и в книжных подборках, нельзя рекомендовать. Книгу можно выдать, но в информационном пространстве её как бы нет.
Довольно иронично, что из-за этого «жёлтые звёзды» появились на книгах с именем Захара Прилепина на обложке. Кто ж знал, что авторов, публиковавшихся в одних сборниках, так раскидает по разным лагерям.
Во-вторых, одновременно библиотекам спустили новые распоряжения о «пропаганде». Теперь об этих книгах тоже нельзя стало говорить, рекомендовать и ставить на выставки. Но что это за книги? Может, их должна признать пропагандой прокуратура, экспертиза Роскомнадзора или суд? Нет, просто любой библиотекарь предлагает внести книгу в список, а сотрудник центральной библиотеки системы утверждает его предложение. Так в запаснике оказались (записывайте рекомендации заодно) «Сумеречные охотники» Кассандры Клэр, «Голодные игры» Сьюзен Коллинз (никто не знает почему), «Как творить историю» Стивена Фрая, книги Игоря Кона по сексологии, детективы Луизы Пенни (где на фоне появляется гей-пара), триллер «Один из нас лжёт» Карен Макманус… разброс поражает воображение. Есть в списке и метаироничный пункт: «Запретное чтение» Ребекки Маккаи. Главная героиня этой книги работает в библиотеке и сближается с ребёнком, которому мать запрещает читать чуть ли не всё подряд и подозревает в гомосексуальности.
Сотрудники
Всё это вызвало очень разную реакцию у библиотекарей. Хотя даже некоторые заведующие, не стесняясь, предвкушали, что пропаганду скоро разрешат сжигать, а многие бездумно делают что скажут, бормоча, что всё будет нормально, основная эмоция всё-таки колеблется между недоумением и возмущением. Людям не особенно нравится тратить своё время, бесконечно наклеивая всё новые и новые метки. Понимают они и всю отвратительность цензуры. Решаются что-то сделать, конечно, не все. Но некоторые решаются.
Хотя в распоряжении, касающемся “пропаганды”, буквально написано “без самодеятельности, давайте не нарушать закон”, руководство оставило возможность опротестовать “несправедливое” внесение книги в список. А неофициально даже призвало это делать. Одна за другой посыпались просьбы о пересмотре и даже гневные служебные записки. В итоге — о чудо! — почти все они удовлетворны. “Как творить историю” (смешной и жуткий роман о том, что будет, если не дать Гитлеру родиться) снова можно рекомендовать. Правда, рейтинг “18+” из базы данных пока так и не исчез. За «демонстрацию», наверное. Мы ведь помним, что нельзя не только пропагандировать, но и демонстрировать.
Но что там Стивен Фрай. Из списков запрещёнки убрали даже детскую книгу Уэльямса Дэвида с говорящим названием “Мальчик в платье” (основа одноимённого фильма 2014 года)! Хотя это «именно то, что написано на упаковке»: история мальчика, которому нравилась женская одежда. Главная мысль книги, как можно догадаться, — отнюдь не в том, что это отвратительно и неправославно.
Правда, одновременно в список, напротив, попали новые «пропагандисты»: Юкио Мисима и Марсель Пруст (что? да!). Так что борьба продолжается.
Есть и другой способ обходить закон, помимо прямого протеста. В системе немало дыр. Например, книги, изданные до введения системы рейтингов, остаются в серой зоне: в базу попадает только та информация, что есть в самой книге, а, значит, рейтинг остаётся неизвестным. Родители, скрепя сердце, берут на свои билеты романы с гей-линией вроде «Очарован наповал» Элисон Кокран или «Идеального парня» Алексис Холл — для дочерей-подростков. А некоторые книги просто проходят незамеченными, так что одна прекрасная биография Чайковского, подробно рассказывающая о гей-культуре дореволюционной России, никаких ограничений не получила.
Мероприятия
Разумеется, никто уже много лет не может провести в открытую что-нибудь по теме ЛГБТ. Но до декабрьского ужесточения закона лазейки были. Никто не мешал рассказывать о писателях-квирах, пока санитары не смотрят. После осени 2022 года с этим стало сложнее, темы стали мониторить пристальней. В конце 2021 в план мероприятий (он делается заранее на год вперёд) спокойно включили лекцию о писателе — открытом гее. Когда до неё дошла очередь в конце следующего года, ситуация уже была принципиально иной, мероприятие хотели запретить. Скандал разразился на уровне библиотечной системы и, конечно, не просочился дальше. Но нежелание портить показатели отменой пересилило. В итоге лекцию запретили продвигать, сняли афишу и не дали провести трансляцию, но оффлайн она всё-таки состоялась — хоть и для буквально пары слушателей.
На конец этого года в одной из библиотек системы, о которой я рассказываю, запланировано другое мероприятие о спорном писателе, чью ориентацию невозможно обойти стороной. Хороший способ произвести контрольный замер настроений. Вопрос только в том, каковы будут последствия — для библиотеки, для сотрудника и для читателей.
Кстати, о них.
Читатели
Пожалуй, самое интересное — это реакция посетителей на всё более жёсткие меры. Ведь фактически всё направлено на то, чтобы затруднить им доступ к «пропаганде». И в ответ люди, как правило, высказывают недовольство. На кого-то устрашающая плашка «18+» действует — были даже случаи, когда читатели, по их словам, опасались подходить к роковым полкам: вдруг там какая-то ужасная порнография. Но большинство всё равно берёт книги Быкова и других иноагентов, просит найти им «Песнь Ахилла», «Сумеречных охотников» и те самые детективы Луизы Пенни. Только теперь читателям и сотрудникам приходится совершить для этого больше телодвижений.
Пожалуй, по-настоящему изменилось только одно: перестали спрашивать «Лето в пионерском галстуке». До запрета «пропаганды» эти запросы повторялись регулярно. Последний инцидент произошёл незадолго до принятия закона.
Пожилая читательница, запинаясь, сказала буквально следующее: «А есть у вас вот эта книга… чуждая нашим ценностям, и вообще мне заранее понятно, что там, и не больно-то интересно… но, словом, книга про пионерлагерь…».
Пришлось её разочаровать: хотя экземпляр «Лета» лежит, готовый к внесению в фонд библиотеки, сотрудники попросту боятся отправлять её на обработку.
Реакция
Реакцию читателей можно хорошо видеть, когда им объясняют саму ситуацию с отдельными стеллажами для книг 18+ а, главное, то, какие именно книги туда попадают. Дело в том, что обычно об этом сотрудники не говорят, предпочитая опасные материи обходить стороной. Для многих нынешнее положение дел становится неприятным сюрпризом. Одна читательница даже воскликнула: «Вот мы смеёмся над Украиной и тем, как там русский язык запрещают, а у нас, оказывается… цензура?!». Редко когда можно видеть воспроизведение скетча «Ганс, мы, что, злодеи?» в реальной жизни, но бывает и такое.
Конечно, упоминание о цензуре становится очередным сигналом эзопова языка. Некоторые читатели молчат в ответ на этот сигнал, но многие едва ли не с облегчением соглашаются и сами начинают говорить о том, как нелепа эта система. Они повторяют: “не понимаю, это какой-то бред, просто смешно”…
Иногда рассказать о том, как работает система — способ наладить и более доверительный диалог. Как-то раз в ответ на объяснение сотрудника о том, что метка — нелепица, на которую не стоит обращать внимание, читательница несколько расслабилась и сказала: «Я вообще-то искала Сару Уотерс».
Кстати, надо сказать, что романы Сары Уотерс (увлекательные исторические романы с откровенными лесбийскими любовными линиями) тоже находятся в списках «запретного чтения». Но не все… Надеюсь, я сейчас никому не подаю нехороших идей.
Вообще любое проговаривание вслух оказывается достаточно опасно: чревато доносами и угрозами. Но молчание всё равно опаснее. Современная цензура подкрадывается незаметно, потихоньку перекрывает воздух и — иногда успешно, — делает вид, что её тут и вовсе нет. А если тебе тяжело дышать, то это просто кажется. Посмотри, сколько на полках книг. Тебе мерещится, что некоторых из них не хватает.
Цензура существует во внутренних приказах — каждый раз разных. Библиотекари Москвы сообщали, что у них “запретное чтение” убирают в спецхран и не позволяют выдавать людям вообще – как будто «Щегла» Донны Тартт и не существовало никогда. В Петербурге ситуация куда мягче, но и о ней мало кто знает. Иногда такие вопросы вообще решаются внутренним распоряжением или звонком. Тогда они не отражаются даже в документах. И, если ты не хочешь попросту уволиться, единственное, что тут можно сделать – это хотя бы не молчать.
