Я Давид, мне 36 лет. Я трансмаскулиный человек, переход сделал 3 года назад. Также я пансексуальный человек. Уже 8 лет я в союзе с трансгендерным мужчиной, в этом году мы заключили брак. А ещё я верующий и воцерковлённый католик.
В католицизм я пришёл сам
Мои личные отношения с Христом — очень важная часть моего становления. В младенчестве меня крестили в православие, как и многих в нашей стране. Церковного воспитания не дали, но Библию читали.
В районе 18 лет я попытался сам приобщиться к Русской православной церкви, эти попытки длились несколько лет. Но уже тогда, это было в конце нулевых, там уже начиналось такое мракобесие, что терпеть это я не мог. Мой близкий друг, который тоже переживал по этому поводу, недавно перешёл в Греческую православную церковь.
Где-то в 23–24 года я пришёл в Католическую церковь. Сначала у меня появилось несколько друзей-католиков. И это была такая история, буквально мне сначала понравился готический собор, а потом я начал интересоваться подробностями и меня было не остановить.
В 2011 году я прошёл курсы катехизации, где католиков учат основам веры. Это тоже было определяющим для меня в выборе ветви Церкви. Я за разумный выбор. Недостаточно просто подключить человека к пространству Церкви, хотя это тоже важно, надо ещё объяснить, во что он, собственно, верит.
Нового крещения не потребовалось, потому что между Церквями есть литургическое общение и Таинства друг друга они признают.
Воцерковление — важная часть моей идентичности
Я это переживал как некоторую часть обретения себя. Я в этом смысле экуменист, я за общее христианское пространство. Нормально, что существуют разные ветви христианства, потому что они связаны с культурным бэкграундом. И католицизм подошёл мне не в последнюю очередь с точки зрения культуры, потому что я глубоко европейский человек. Поэтому это оказалось лично мне очень близко.
Не было такого, что я пришёл и счёл Церковь идеальной. Видны вещи, которые сложны, в которых есть какие-то проблемы.
Не могу сказать, что я искал самую хорошую Церковь. Я искал свою Церковь, где я буду чувствовать себя на месте. И совершенно не жалею об этом выборе.
Если бы я принадлежал, например, Шведской церкви — она протестантская — то мог бы даже стать пастором при всей своей квирности. Но мне важен экзистенциальный и мистический подход католиков. Если у протестантов, например, на причастии считается «мы пьём вино и едим хлеб в память о Христе», то мы, католики, воспринимаем это мистически как действительно плоть и кровь Христа.
Вообще для прихожанина различия между разными ветвями христианства не принципиальны. Да, догматы отличаются, но в повседневной христианской жизни они незаметны. Для практикующего христианина это скорее стилистические, чем догматические отличия.
Ко времени катехизации я уже понимал свою квирность
Как пансексуального человека я осознал себя в 15 лет — точнее, тогда я определял себя как бисексуала. И сложности с гендерной идентичностью переживал в подростковом возрасте. Так вышло, что материалов о трансгендерности мне не попадалось и я скорее идентифицировал себя как андрогинного человека. Да, мне хотелось быть мужчиной, но я задвигал это в дальний угол, как нечто несбыточное, типа если бы мне хотелось быть драконом или жить в XVIII веке.
В 18 лет я поступил во ВГИК на сценарный факультет. Там была очень разнородная компания и через неё я попал в ролевое движение. Мне было интересно как сценаристу делать ролевые игры живого действия. Вообще ролевики — очень квирная среда, ведь там можно отыгрывать любых персонажей и пробовать себя в разных ролях.
Именно там я познакомился с трансгендерными людьми. Первый мой такой знакомый до сих пор — мой близкий друг. Я испытывал к ним зависть, которую тогда не осознавал. Вообще я был в глубоком денайле и пытался быть «правильной девушкой».
К своей трансгендерности я шёл медленно и в Католическую церковь входил ещё как андрогинный человек. Моему воцерковлению это, как ни странно, не мешало — для Церкви не важно, что ты о себе думаешь, важно, что делаешь. До отношений я жил в аскезе и это вполне сочеталось с церковными правилами.
Мой роман начался с игрового
Со своим партнёром я познакомился тоже на ролевой игре. Мы шутим, что наш роман начался с игрового романа: я был Оскаром Уайльдом, а он — Обри Бердслем. Мы влюбились друг в друга и первое время я даже не понимал, что это надолго.
Как только у нас появилась интимная близость, это закрыло мне возможность жить в той же степени церковной жизнью, что и раньше. Я не могу ходить на причастие и на исповедь, так как с точки зрения Церкви живу во грехе.
Надо мной самим при этом догматы никогда не довлели эмоционально. Я никогда не думал, что искренняя любовь и связь двух взрослых людей по взаимному согласию могут быть грешными и отвратительными. Для меня это неприемлемая вещь, в том числе теологически.
Я бы не отказывался от Таинств, но таковы условия Церкви. Это не значит, что я перестал быть католиком, что меня выбросило из Церкви. Выбросить меня из Церкви можно только если Папа Римский предаст меня анафеме. Но мы все надеемся, что до этого не дойдёт. Я всё ещё считаю себя членом Католической церкви, мой партнёр тоже хочет присоединиться к ней. Я просто хожу на мессу, не приступаю к причастию, молюсь. Такова моя форма участия.
Когда Церковь примет наш союз?
У меня есть безумная надежда, что это скоро поменяется и Католическая церковь примет наш союз. Но аналитически я сомневаюсь, что это произойдёт при моей жизни. Однако мы с партнёром знаем, что сейчас в Австрии и Германии появляются квир-френдли католические священники и приходы и из-за этого даже был некоторый скандал внутри Церкви. И мы рассчитываем в какой-то момент, если нам получится перебраться в ЕС, найти такой приход и хотя бы поговорить со священником о том, что именно для нас возможно потенциально.
Есть, безусловно, догматы, которые говорят определённые вещи. Но у каждого священника есть лакуна, в которой он может себе что-то позволить, и вопрос в том, берёт он на себя эту ответственность или не берёт.
В этом смысле в моих отношениях с Церковью немножко боевое настроение, потому что я считаю, что эта Церковь строилась Христом очень сильно по принципу братства и горизонтальных связей.
Я считаю, что эта Церковь принадлежит мне в той же на самом деле степени, что и 90-летнему цисгендерному кардиналу с традиционными взглядами.
Я имею на эту Церковь такое же право, поэтому я не собираюсь отказываться от неё и от своих прав быть в ней. Для меня это немного такая борьбы в хорошем смысле слова. За право быть видимым внутри.
Медленные изменения идут
Я внимательно читаю обо всём, что происходит с принятием ЛГБТ-людей в католичестве. Успел получить теологическое образование: прошёл двухгодичные курсы общей теологии в Колледже Святого Фомы в Москве, это колледж который патронирует орден иезуитов. Поэтому мне это очень интересно ещё и как теологу на минималках.
Я считаю без дураков хорошим шагом то, что допустили крещение транс* людей под их реальными именами. Это случилось несколько месяцев назад, тогда же, когда транс* людям разрешили быть крёстными.
Это не то чтобы было запрещено. Католическая церковь столкнулась с проблемами инклюзии транс* людей не так давно, как и весь мир. Догматов по этому поводу в средние века не сложилось, и сейчас всё время идёт попытка уложить всё в в старые догматы. Очень часто решения принимаются с точки зрения личного вызова для каждого священника.
История про благословение однополых союзов это больше Hot News в стиле «учёный изнасиловал журналиста». Мне немножко больно бывает читать прессу, поэтому я выбираю читать разборы на католических сайтах по этому поводу. Мне как квир-католику с этим сложно и больно, потому что всё время читаю о том, что я неправильный. Но я стараюсь в этом смысле проявлять хорошее смирение — не то, которое «заткнись, ты тут никто», а которое «надо делать то, что можешь, и надеяться на Бога и на время».
Считаю большим плюсом то, что этот разговор идёт, что это перестало заметаться под ковёр, что Церковь отошла от позиции, будто гей должен перевоспитаться, и готова хоть как-то разговаривать.
Объясню последнюю новость
Есть два вида благословения. Литургическое — это то, что происходит внутри какого-либо Таинства, например, брачного. Священник в этот момент ритуально проводник и представитель фигуры Христа, и он даёт благословение на жизнь. А есть пасторское благословение — это вне службы и литургии, когда священник, будучи чуть более «прокачанным» христианином, говорит что-то хорошее. Это как мы встречаемся и я говорю: «мир тебе» — скорее такая штука.
И подчёркнуто, что это благословение не имеет отношения к браку, что нельзя этому придавать форму брака, что это благословение не должно совмещаться с заключением гражданского союза. Это отдаляет нас от того, к чему мы стремимся. Но по крайней мере когда мы приходим и говорим: «мы два гомосексуальных человека, благословите нас» — нам не отвечают «нахрен идите», и это уже шаг. Но он пока очень маленький.
В одной из моих любимых книг Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» о католическом священнике-еврее есть очень хорошая фраза. Когда главный герой рассказывает своему собеседнику о разговоре с Папой Римским, он говорит что этот корабль — имеет в виду Церковь — очень большой, его сложно разворачивать и это очень медленно. Я вспоминаю эту фразу всегда, когда мне становится тяжело.
В квир-среде я сталкиваюсь с таким же неприятием
Как квир-христианин, чувствую себя очень часто ущербным и с той и с другой стороны. Я прихожу в церковь и там мне говорят: «мы тебя с трудом впускаем, потому что ты такой грешный». Но и со стороны квир-сообщества есть предубеждения к верующим людям, и это тоже больно.
Когда я знакомлюсь с людьми и сначала говорю, что я квир-человек, а потом выясняется, что ещё и католик, к этому относятся с предубеждением. Мне приходится сразу выставлять границы, чтобы не пытались «перевоспитать». Но я часто слышу предубеждения, аналогичные тем, что в Церкви говорят о квир-людях.
«Религия устарела, это всё сказки, потому что наука доказала…» — это всё нарратив, который был актуален в XVIII–XIX веках, А уже в XX веке он катастрофически устарел. Теология давно работает с гуманитарными науками. Многие очень крупные учёные были религиозными людьми. Это история про недостаток образования.
Если мы принимаем другого человека как пансексуального гендерфлюида, почему ему должно быть отказано в принятии как религиозного человека?
Мой партнёр тоже христианин, несколько близких друзей христиане, есть шиваит, есть агностики, есть викканка. Это не мешает диалогу и принятию друг друга. Хочется, чтобы сообщество, говорящее много об инклюзивности, было инклюзивно к верующим людям в том числе.
Религиозная квирофобия такая же
Принятие квир-людей в Церкви тоже зависит от уровня образованности. Хорошо читать, понимать и изучать свою религию. Вот вошло в некоторое общее словоупотребление «содомит», стигматизирующее мужское однополое влечение. При этом если подойти нормально к изучению Библии, то этот весь крик про содомский грех совершенно несостоятелен. История падения Содома — это в первую очередь история негостеприимства, что в религиях Ближнего Востока страшный грех, потому что это обречение человека на смерть.
В принципе Библию — и Ветхий завет, и Новый — очень важно изучать, исходя из погрешностей перевода и контекста. Есть там и точки, к которым можно обратиться.
В 8-й главе Деяний апостолов есть сюжет, где апостол Филипп встретил на дороге евнуха и рассказал ему про Христа. Евнух захотел немедленно присоединиться к общине. И тогда апостол Филипп довёл его до ближайшей реки и крестил.
Хочется обратить внимание, что фактически евнухи в ту эпоху — это третий пол, причём разные евнухи могли быть разными гендерами. Это другой гендер, не мужчина и не женщина. Апостол Филипп не стал спрашивать у евнуха, какой формы у него гениталии, как он занимается сексом и занимается ли. Ему было важно, что тот принял Благую весть Христа.
Некоторые люди очень любят апеллировать к Ветхому завету, где за гомомосексуальность полагается изгнание или побиение камнями. Тут мы открываем Книгу Левит и видим, что это в первую очередь технический свод предписаний, как выжить маленькому народу 3000 лет назад на Ближнем востоке среди врагов. Этих хейтеров очень хочется спросить, бреют ли они край бороды своей и носят ли одежды из смесовых тканей, потому что это такой же страшный грех.
Мой главный аргумент
Для меня самое значимое, почему стоит принимать ЛГБТ в Церкви — потому что мы все дети Божьи. Недавно в Твиттере наткнулся на перевод разговора с формуа какой-то из шведских Церквей, где человек задаёт пастору вопрос: «сколько существует гендеров?» — и пастор отвечает: «столько, сколько захочет Бог».
Христианство говорит всегда, что мир чрезвычайно разнообразен. Христос был очень большим бунтарём, нарушителем канонов и прогрессивным человеком. Он был профеминистом своего времени, очень инклюзивным, принимал всех, кто хочет говорить о духовном и жить лучше, чем живёт. И Церкви стоит наследовать этот принцип.
Записал Ярослав Распутин.
