История проекта «Гей из глубинки» сегодня продолжается в небольшом поселке под названием Лаврентия
Там проживает почти 1500 человек и когда-то жил наш герой Владимир, который больше не собирается туда возвращаться. Он рассказал нам о травле со стороны «Мужского государства», избиении отчимом и о том, почему на севере дома окрашивают в яркие цвета.
“Лучше ад, чем вернуться туда снова”
Каждый раз, когда я вспоминаю о Чукотке, я испытываю облегчение, потому что смог выбраться оттуда. Там холодно, одиноко и уныло. В условиях крайнего севера мало что может приносить радость. Бесконечная зима заставляет людей испытывать безысходность, жизнь течет вне времени, а отсутствие достаточного количества солнечных дней, медленно поражает организм. Помимо прочих климатических ужасов, там мало еды, особенно овощей и фруктов, из-за чего людям попросту не хватает витаминов. На Чукотке 21 века все еще нет жизни, там приходится выживать.
Чтобы добавить хоть каких-то красок, кроме привычных тусклых оттенков, дома окрашивают в яркие цвета. Однако, честно сказать, великого смысла в разноцветных домах нет, когда кажется, что ты там застрял. Существование на Чукотке, в любом городе или поселке, приводит к чувству ограниченности, словно взаперти. Нет возможности уехать, так как попросту нет дорог. А улететь на самолете трудно, поскольку рейсов мало, погода часто мешает планам, а билеты стоят в полтора раза больше прожиточного минимума в России.
Людей убивает это место, в таких условиях очень легко потерять смысл жизни, цели, планы. Единственное, что мотивирует людей там остаться — деньги и непонимание, как жить иначе. Дети, которые там выросли, часто не стремятся добиться чего-то в жизни, потому что не знают, какой может быть эта жизнь, кроме той, которую они видели.
Крайне высок процент детского и подросткового алкоголизма, некурящих подростков в каждом населенном пункте можно пересчитать по пальцам одной руки. Наркопотребителей и 14-летних мам среди молодых людей также немало – многих устраивает такой образ жизни. Соответственно, трудно найти людей, которые хотели бы выбраться из этой тюрьмы и стать частью цивилизации.
Несмотря на мой печальный взгляд на Чукотку, там действительно есть что-то прекрасное, например закаты поздней весны. Многие любят чукотскую природу, бесполезно спорить с тем, что она невероятно красива в течение пары месяцев, когда нет снега. Тем не менее мне было трудно разглядеть в ней это чарующее великолепие. Мне будет предпочтительнее спуститься в ад, чем вернуться туда снова.
Боязнь травли
Сейчас у меня складывается впечатление, словно я всегда знал, что являюсь геем. Естественно я проходил через этапы внутренней борьбы. Мне было 12 лет, когда я впервые осознал, что мои чувства к парням что-то большее, чем просто дружеская симпатия. Трудно сказать, что именно тогда испытывал, но мне не кажется, что я был в ужасе.
Став немного старше, из-за гетеронормативности окружающего мира, пытался строить отношения с девушками, как и все одноклассники, но по понятным причинам мне это совершенно не приносило какого-либо удовольствия. Ребята со школы подозревали, что я отличаюсь от них и пытались развернуть травлю, но, как оказалось, они не были способны на что-то большее, чем просто гомофобные шутки. До 14 лет я никому не рассказывал о том, что я гомосексуален, потому что, повзрослев, осознал, что меня ждет тяжелая жизнь, просто хотелось убежать от реальности.
В 15 лет я поступил в лицей. Там я стал увереннее и принял для себя решение, что все мои друзья должны знать, что я гей, иначе будет некомфортно общаться с ними. Был случай, когда моего лицейского знакомого затравили из-за прочитанного его личного дневника, который он по случайности оставил в общежитии. Тогда я думал, что если что-то подобное произойдет со мной, меня начнут буллить, и морально я готовил себя к травле.
Однако последующие три года учебы я все больше принимал себя и все чаще довольно открыто заявлял о своей ориентации. Надо мной порой лишь некрасиво шутили, не более того. Вероятно это было связано с тем, что я был активистом. Организовывал разные мероприятия лицея, был старостой и членом Совета лицея, был в хороших отношениях с преподавателями, поэтому со мной как минимум было выгодно строить приятельские отношения.
Был случай, когда ребята из другой школы, имеющие связи с какими-то городскими маргиналами, хотели публично избить меня, я был одной из главных тем их чата а-ля «Мужское государство» на минималках. На вопрос моего друга, чем я им так насолил, ответ был таким: «А че он по городу ходит и показывает, что он гей?». Мне было смешно это слышать, потому что я не разгуливал с радужными флагами или публично целовался со своим партнером. В итоге, максимум, что они смогли сделать – пьяные подойти к окнам общежития и пару раз крикнуть «пидор».
Чем ближе был выпуск, тем сильнее был мой внутренний стержень и реже различные казусы в виде стеба со стороны гетеро парней. Сейчас я не чувствую себя неполноценным или особенным.
Квиры остаются жить в провинции
Думаю, в мире нет безопасного места для ЛГБТ людей на данный момент. Тем не менее я считаю, что можно быть счастливым человеком там, где вероятность быть убитым меньше, чем в той же России.
Говоря о квир людях в провинции, я опираюсь только на свой опыт. По моим наблюдениям, взрослые состоятельные люди с негетеросексуальной ориентацией на Чукотке часто принимают решение оставаться там. Причины такой тенденции разные: финансовые трудности, семья, страх изменений. Я какое-то время рассуждал на эту тему и пришел к выводу, что эти люди глубоко несчастны не только потому, что они не обладают свободой и безопасностью, но и потому, что они вероятно считают себя нездоровыми людьми, поэтому их судьба жить в этой изоляции.
Если рассуждать в целом о России, то мой взгляд довольно прост: российскому обществу предстоит пройти долгий, сложный и тяжелый путь, чтобы скинуть с себя оковы гомофобии, сексизма и других фашистских идей, а безопасно в России мы себя не будем чувствовать еще минимум век.
Маме стыдно выходить на улицу
Процент гомосексуальных парней естественно ниже в столь малонаселенных регионах. Будучи в Лаврентия, я был фактически еще ребенком, там я не встречал открытых геев, мне казалось я один такой. Затем я переехал в столицу округа: Анадырь, но не скажу, что там было сильно лучше.
Основная проблема заключалась в страхе аутинга, поэтому все гомосексуальные мужчины, которых на самом деле можно пересчитать по пальцам, максимально скрывались. На платформах по типу Хорнета можно было увидеть 5-8 профилей. С некоторыми из них я был знаком, но поскольку они все были сильно старше меня, у нас не могло ничего получиться.
Стоит сказать, что я в старших классах познакомился с парнем из другой школы, мы друг другу понравились, это был мой первый опыт отношений. Ранее упомянутый страх аутинга подтверждался историями подобных моей. У нас были совместные фотографии с этим парнем, где мы целовались. Мы не очень осторожно делились этими фотографиями с друзьями. Таким образом, эти фотографии дошли и до моей семьи, которая жила в Лаврентия, откуда я переехал годом ранее.
По приезде в Лаврентия на летние каникулы мой неадекватный отчим в нетрезвом состоянии избил 16-летнего меня и мою мать со словами: «Я б такого утопил». С тех пор я не возвращался туда. Мою мать больше пугала не угроза быть избитой или избитого сына, а «что скажут люди». По ее словам, ей стыдно выходить из дома, потому что все видели эти фотографии.
Подводя итог, стоит сказать, что, живя в таких регионах как Чукотка, действительно лучше, чтобы совершенно никто не знал о ваших гомосексуальных связях, иначе вы рискуете оказаться мишенью для неадекватов в обществе, где вам никто не поможет.
С семьей лучше быть на расстоянии
Честно признаться, мне очень тяжело вспоминать и анализировать детство по двум причинам: я очень мало и не совсем последовательно помню события того периода и чаще всего эти воспоминания триггерят меня.
Я единственный ребенок в семье, родился в Тамбовской области, в небольшом селе, где прожил до 7 лет. Крайне смутно помню какие-то радостные и счастливые эпизоды лет 4, когда мне казалось, что все хорошо. Первое, что приходит на ум – я сижу на плечах отца и мы гуляем по тамбовскому парку. Затем мои родители приняли решение переехать в Москву, так как в Тамбовской области очень низкие зарплаты, но меня оставили с родственниками. Семья, в которой меня оставили, на тот момент была очень деспотичной. За любой проступок я получал наказание в виде угла на несколько часов или еще чего похуже.
Когда я с мамой переехал на Чукотку, мне казалось, что я наконец свободен от тирании родственников, с которыми я жил, но тогда я еще не знал, что меня ждет 11 лет жизни вдали от цивилизации. В начальной школе у меня не было друзей. Дело в том, что ребята в Лаврентия были в одной группе в детсаду, а потом вместе перешли в школу, плюсом роль играет разница в менталитете, из-за чего меня не принимали с распростертыми объятиями. Затем, конечно, я обзавелся дружескими отношениями, но важно отметить, что у меня был провал в развитии социализации, что мне очень мешало впоследствии.
Мы с мамой старались раз в год на месяц-два вылетать с Чукотки на «материк» в Тамбов и Москву, собственно поэтому мы фактически жили от отпуска до отпуска. У меня появился первый отчим, который был в нашей семье 8 лет. Он не был хорошим человеком, на мой взгляд, у него совершенно не было каких-либо амбиций и целей в жизни, порой мог поднять руку на мать.
Лето после восьмого класса было самым тяжелым. Я набил первую татуировку, отчислился из школы, поступил в лицей, соответственно, переехал далеко от семьи. Еще умер отчим. Таким образом, мы втроем: я, мама и отчим – улетели на лето из Лаврентия, а вернулась мама уже одна.
Тогда у меня началась насыщенная жизнь, я нашел друзей по интересам, первые отношения и стал жить полноценной жизнью подростка. Я стал намного лучше себя чувствовать вдали от семьи, и с каждым годом становился более осознанным, о чем писал ранее. Помню, какое-то время в общежитии был ремонт, и я был вынужден найти временное жилье в Анадыре. Там у меня есть родственники по маминой линии, но я никогда не горел желанием с ними общаться, тем более жить, однако пришлось. В итоге меня выгнали оттуда, и я жил у друзей. Так себе ощущения, зато после этого случая я стал более самостоятельным.
Я понимаю, что у меня было тяжелое и непростое детство. Вернее сказать, что его не было, его украли. Однако я не скажу, что безмерно жалею себя по этому поводу. Я уже принял этот опыт и понял, что он сформировал меня таким, какой я есть, а себе сейчас я в большинстве своем нравлюсь. Не хочу сближаться с семьей, потому что для этого мне нужно увидеть глубинные изменения в наших отношениях и в их восприятии меня, а я уже не верю в то, что это может произойти. Мне предпочтительнее держать их на расстоянии.
Приятные знакомства и «Мужское государство»
У меня было пару приятных знакомств на Чукотке. С этими людьми я до сих поддерживаю связь, они мне стали друзьями. Это две девушки, они также не гетеросексуальны и в них я нашел поддержку, которой мне не хватало на пути принятия себя.
Сам я никогда не рассказывал членам семьи о своей гомосексуальности. И все же меня зааутили, чему я, с одной стороны, не рад – так как это привело к расколу в семье, избиению и я попросту не был к такому готов в 16 лет. С другой стороны, с тех пор я более свободный. Мне не нравилось скрывать значительную часть своей жизни от матери, с которой у меня когда-то были очень доверительные отношения. Фактически, на данный момент у нас такие отношения – она также ничего не знает о моей личной жизни. Я хотел бы чувствовать, что меня не стыдятся, что меня любят и принимают таким, какой я есть. Однако уже вряд ли это испытаю и не питаю надежд по этому поводу.
Говоря о дискриминации за пределами семьи, хочу рассказать о двух ситуациях. Во-первых, мой лицей не позволил мне участвовать в межрегиональной олимпиаде, изменив мои реальные результаты на отборочном этапе. В последствии, я узнал, что причиной было нежелание отправлять феминного либерального меня представлять регион на всю страну. Было довольно неприятно, ведь я довольно долго и усердно готовился к ней и мог получить возможность поступить в любой вуз страны на бюджет.
Во-вторых, ссылкам на мои страницы удалось побывать в небезызвестном телеграм-канале «Мужское государство». Меня туда слили, когда я пытался заниматься медийной деятельностью. Я открыто выражал свою радикально-либеральную на тот момент позицию относительно сложившейся системы социальных ролей и ее деструктивного характера. Мое мнение и тем более моя попытка транслировать это мнение в массы совершенно не удовлетворяли фашистов «Мужского государства».
Они слили на свой канал мои фотографии, мои страницы и страницы некоторых друзей, разделяющих мою точку зрения. Около недели мне ежедневно писали неизвестные люди, что они знают мой адрес, хотят расправы надо мной, и что мои близкие в опасности из-за меня. В целом, это не обернулось для меня какими-то глобальными последствиями, но 17-летний я стал чаще оборачиваться в поиске угрозы на улицах. В любом случае, я планирую использовать этот случай в кейсе ЛГБТ-беженства, если решу подаваться на убежище.
Постепенно готовлюсь к эмиграции
Я уже сейчас работаю над тем, чтобы переехать заграницу. Я пока не определился со страной, но пытаюсь рассматривать все варианты, от магистра в иностранном вузе, до нелегала. Сейчас я активно коплю деньги, в вузе изучаю три языка. Если уходить в глубокие мечты, то я хотел бы жить в городе, подобном Москве. Мне здесь очень нравится, и, если бы не действующий режим, я бы не переезжал.
В идеале я представляю счастливую романтизированную жизнь гея-мигранта. Я со своим возлюбленным улетаю из Москвы и через время оказываюсь где-нибудь в Лондоне. Ни разу там не был и пока вероятность, что попаду туда однажды, крайне мала, но кажется, что мне понравилось бы там. Мне хотелось бы прочувствовать эту свободную жизнь гетеросексуала — ходить за руки с партнером по улице, целоваться на прощание в метро, быть в браке и иметь детей. Я хотел бы работать и учиться там, где не пришлось бы скрывать свою идентичность и своего молодого человека. Честно признаться, я детально никогда не представлял свою жизнь в другой стране, поскольку пока я себе поставил цель хотя бы выучить языки и накопить средства.
– Чтобы ты хотел сказать квир людям, которые остаются жить в провинции?
Всем квир-людям, живущим в провинции, я хотел бы сказать, что надежда всегда будет жить. Я предполагаю, что многие из провинциальных ЛГБТ-людей уже давно ее похоронили, но современному миру неизвестно реальное количество случаев, когда персоналистские автократии, основанные на фашистских идеях, со слабо развитой институциональностью, долго бы жили.
У россиян обязательно появится шанс избавиться от столь гнусных убеждений и что-то изменить в своей культуре, добавив к ней гуманности и человечности. Я хотел бы, чтобы все квир-люди никогда не забывали о том, кто они есть на самом деле. Чтобы не забывали, что где-то есть относительно безопасная и, возможно, даже счастливая жизнь. Мир обязательно станет лучше, и наша задача приблизить этот момент. Я верю, что у нас все получится.
Все квир-люди сильнее, чем может показаться. В моем окружении большинство людей — гомо/бисексуальные персоны, и среди них огромное количество талантливых, креативных, я бы даже сказал, гениальных членов общества. Вы важны и нужны этому миру. Когда я терял собственную значимость, я старался вспоминать о великих поэтах, режиссерах, музыкантах, ученых, художниках, которые были представителями ЛГБТ-сообщества.
В наших руках сохранить надежду, улучшить мир, не терять в себе человечность и гуманность, не забывать о своей идентичности. И закончить я бы хотел цитатой одного героя современности: «Не сдавайтесь! Именно сейчас мы необыкновенно сильны…Все, что нужно для торжества зла — это бездействие добрых людей».
Редактор: Денис Богданов
