Приятели мои содомиты пригласили меня как-то на диспут. У содомитов же одно на уме, им однополые браки подавай. А больше всех против однополых браков протестует именно церковь, поскольку по старой памяти считает себя вправе браки освящать.
По этой причине гомосексуалам интереснее всего разговаривать про однополые браки именно со священниками. Но православные священники на диспуты к гомосексуалам не идут. Видимо, у них есть запрет какой-то. Почему-то язычникам и атеистам проповедовать у православных священников принято, а содомитам не принято. Не знаю почему. Никак не могу догадаться.
Одним словом, на диспут к содомитам пришел протестантский какой-то пастор. То ли адвентист седьмого дня, то ли пятидесятник — я небольшой специалист.
И вот с первого слова принялся мне пастор доказывать, что содомиты, дескать, грешники, что должны, дескать, раскаяться в своем содомском грехе и вернуться в лоно святой матери церкви, а тогда святая матерь церковь, может быть, содомитов простит.
А я и не спорил. Ну да, грех конечно. По Библии точно выходит грех. Только содомиты ведь не просят однополых церковных браков, они же однополых гражданских браков просят: ну чтобы наследство удобнее оформлять было друг на друга, чтобы детей не забирали в случае внезапной смерти одного из партнеров…
Но пастор заводился все больше. Говорил, что содомский грех есть грех наинетерпимейший и что Господь за содомский грех залил кипящей серой Содом и Гоморру.
А я и не спорил. Залил, верно. Только ведь Господь сам Содом и Гоморру залил, собственноручно. Никаких пасторов для заливания серой не нанимал. И православных хоругвеносцев не нанимал тоже. И теперь не нанимает. И помощи в заливании содомитов серой не просит. Если надо Ему будет — сам зальет, без помощи пастора.
Но пастор не слушал. Воздымал руки к потолку и кричал: «Покайтесь! Вернитесь в лоно святой матери церкви!»
Тут уж я, каюсь, не выдержал. Я спросил пастора: в России ли он родился? В России. Из русской ли семьи? Из русской. Родители православные? Православные.
Я спросил, как бы отнесся пастор, если бы я сейчас назвал его еретиком, призвал бы его покаяться в отступничестве, вернуться в лоно святой кафолической русской православной церкви и ждать с сокрушенным сердцем, что, может быть, церковь его простит?
Пастор немедленно стал говорить мне, что у нас свобода вероисповедания и что я должен признать его право следовать тем обрядам, какие ему нравятся. Никакой связи между своей свободой вероисповедания и свободой содомитов регистрировать браки пастор не видел.
И я подумал: вот если бы Бог случайно подслушал наш разговор, что бы Он сделал? Улыбнулся бы снисходительно?
Валерий Панюшкин v-panyushkin.livejournal.com
