После небольшого перерыва портал “Парни ПЛЮС” продолжает свой проект “Гей из глубинки” – истории гомосексуальных и бисексуальных мужчин из небольших населенных пунктов России. Если все предыдущие шесть историй были анонимны, то наш новый герой не скрывает своего лица и имени. Знакомьтесь: Алексей из закрытого городка в Мурманской области.
Мы встретились с Алексеем в Мурманске – попасть в тот город, в котором он живёт сейчас, без специального пропуска невозможно. Впрочем, добираться до Мурманска недолго, да и Алексей всё равно планировал быть в этот день в столице области: вечером он выступал на конкурсе травести-артистов в местном “темном” клубе, название которого мы, по понятным причинам, не называем.
Как парень из маленького карельского посёлка стал ЛГБТ-активистом и нашёл свою любовь в Мурманской области? Можно ли быть открытым геем и жить в небольшом городке? И заботятся ли ЛГБТ-люди из северо-запада России о своём сексуальном здоровье? Об этом и многом другом расскажет сам Алексей.
Я родился в маленьком посёлке. Население там сейчас не больше 100 человек. Там я прожил до своих 16 лет, закончил девять классов школы. Оттуда благополучно уехал в столицу Карелии Петрозаводск. Там я поступил учиться и начал осознанную жизнь как отдельная личность.
“Брат пытался застрелить меня”
Я не могу сказать, что В Петрозаводске с самого начала был открытым геем и занимался активизмом. Я был достаточно закрытым человеком, так как занимался патриотической работой, руководил поисковым отрядом, занимался поиском солдат, падших в годы Великой Отечественной Войны. Естественно, людей с “нетрадиционной сексуальной ориентацией” там бы не приняли.
Я не говорил, что являюсь геем, но это не мешало людям так думать, за это бить меня, смеяться. В один прекрасный момент, когда мне всё это надоело, я совершил каминг-аут. Признался своим родственникам, которые от меня открестились, сказали, что нам такие родственники не нужны. Сейчас из своей семьи я общаюсь с двоюродными сестрами, мамой и бабушкой. Со всеми остальными мои отношения прерваны, я так понимаю, навсегда.
Моя семья это мама, папа, я и старший брат. Со старшим братом я не общаюсь уже больше двух лет. Все самое плохое, что в моей жизни было, связанно напрямую с ним. Если есть такая поговорка, что с такими друзьями врагов не надо, то я могу сказать, что с такими родственниками врагов не надо. В детстве он стрелял мне в глаз из игрушечного пистолета, который стрелял увесистыми пульками. Я ходил с огромным опухшим глазом, а его это забавляло. Он десантник, прошёл чеченскую войну, является её ветераном.
Он давил меня на машине, пытался застрелить меня из ружья. Бегал за мной вместе с моим отцом, который пытался у него это ружьё отобрать. В итоге подстрелили ни в чём неповинную девушку, которая вышла на улицу, когда у него отбирали ружьё и оно выстрелило ей в ногу. А на её месте должен быть я. Но я прятался где-то в сараях или даже в лес убежал. А таких ситуаций, связанных с ним, у меня в детстве было достаточное количество.
В родной посёлок, где до сих пор живут мои родители, я не поеду, потому что получаю от брата угрозы. Он передаёт их мне не напрямую, а через моих знакомых и друзей, которые мне звонят и рассказывают: “Приезжал твой брат и говорит, что тебе тут дорога заказана, тебя тут побьют, убьют”. И это не смешно. Мы хоть и живём в XXI веке, но наша глубинка в нём не живёт, там законы другие. Хочешь выжить в деревне – будь в стае. Когда ты против неё, то стая тебя загрызёт. По-другому там никак.
“А зачем вы провоцируете?”
После каминг-аута я начал заниматься активистской деятельностью. В декабре 2017 года открыл инициативную группу “Начало”. С моей подругой на базе её арт-пространства осуществляли просветительскую деятельность, рассказывали кто такие ЛГБТ и как с этим люди живут.
На этой почве тоже появились проблемы. Я часто менять съёмные квартиры, потому что, к примеру, после открытия “Начала” меня у подъезда встретили трое человек в штатском. Они сказали “Заканчивай свою политическую деятельность”. В тот момент как раз предстояли президентские выборы, а я помогал в штабе Ксении Анатольевны Собчак. Все почему-то вдруг решили, что “Начало” – это агитационная деятельность за Собчак.
Когда я открылся перед друзьями, то кто-то из них принял это, а некоторые отпали, чему я несказанно рад. У меня стёрлись границы сдержанности. Если я раньше я шёл и пытался контролировать то, как я иду, мою походку, то сейчас я не контролирую. если раньше я пытался одеваться “как все”, то сейчас я этого тоже не делаю. И мой внешний вид тоже привлекал внимание. В мае того меня столкнули с перекрёстка под машину. Я сразу же пошёл писать заявление, на что участковый сказал мне: “А что вы провоцируете? Зачем вы провоцируете людей на то, чтобы они толкали вас под машину?”.
“Живу счастливой семейной жизнью”
…Это было как в каком-то кино. Я приехал в Мурманск на тренинг по безопасности, познакомился с молодым человеком, после чего завязалось общение… и мы поняли, что на расстоянии существовать друг без друга не можем. Стоял выбор: или он переедет ко мне, или я к нему. Но я понимал, что с некоторыми неадекватными людьми видеться я больше не хочу, и мне было проще переехать к нему – в небольшой закрытый городок в Мурманской области. Сейчас я живу счастливой семейной жизнью, пока у меня всё хорошо.
Фото: “Парни ПЛЮС”
Я работаю в конторе, которая занимается изготовлением полиграфической сувенирной продукцией. Там я открыт. Все прекрасно знают кто я и чем занимаюсь. Мой директор меня поддерживает, потому что у него тоже были проблемы, когда его не принимали. И не принимали его на почве его национальности – он еврей. Служил на флоте и 60-70-е годы ему было тяжело: из-за еврейской фамилии он не мог продвигаться по карьерной лестнице. Он мне сказал очень хорошую фразу: “У нас в компании дискриминации ни по какому признаку нет и никогда не будет”. За это я его сильно уважаю.
В Мурманске я бываю часто. Город этот северный, тяжелый, мрачный. Мне здесь тяжеловато чисто физически находиться, хочется простора. А здесь прям каменные джунгли. Но Мурманск от Петрозаводска отличается людьми. Здесь люди намного прогрессивнее, если мы говорим о сообществе ЛГБТ.
“Люди не хотят тестироваться на ВИЧ”
В плане гомофобии наш северо-западный регион “пассивно агрессивный”. Если я выйду с плакатом “Я гей. Обними меня”, то меня отп*****т. А если буду идти по улице и молчать, то всё будет нормально. Этой точки зрения и придерживается добрая часть ЛГБТ-сообщества.
В городе, в котором я сейчас живу, есть такая история, которая произошла со знакомым моего мужа. Его избили (и очень сильно) как раз на почве гомофобии. Избили настолько сильно, что он с того момента (а прошло более шести лет), ходит с палочкой – ему сломали ногу и кости срослись неправильно.
В плане понимания необходимости безопасного секса здесь тоже всё не очень хорошо. Если мы пойдём в клуб, где посетителям предлагается бесплатно пройти тест на ВИЧ, то увидим, что из 100% приглашённых, его захотят пройти 10%. Это я говорю по своей практике тестирования. Почему люди не идут? Сказать не могу, у каждого свои предрассудки по этому поводу. Кто-то говорит: “Со мной такого никогда не будет, у меня один партнёр и много лет”. Те, кто ведут иной образ жизни со множеством связей, о тестировании и предохранении, к сожалению, ещё реже задумываются.
Виталий Беспалов
