Публикуем рецензию на главный русский квир-роман по мнению Константина Кропоткина, квир-обозревателя и автора проекта «Содом и умора».
Знакомьтесь! Вот главный русский квир-роман 2020 года по версии Содом и умора. Утверждаю столь безапелляционно, поскольку не думаю, что в ближайшее время мне доведется прочитать нечто сопоставимое по художественной силе, качеству авторской рефлексии, полифоническому богатству и – да-да – пафосу человечности. Там, «на периметре» все в одном, – и это при малой романной форме, под обложкой, скорей, невыразительной, в исполнении автора-дебютанта, с предисловием тоскливым, не взывающим к повышенному читательскому вниманию: «Это честная нужная книга».
Там на периметре, Катя Чистякова.
Издатели из АСТ и первые рецензенты склонны настаивать, что это проза социальная, – близкое к документальному представление современного социума и его маргиналов. И тут не поспоришь: Ксения, молодая волонтерка, работающая с бездомными, пытается спасти одного из своих подопечных, – Женю, вич-инфицированного гея-наркомана из сирот; он обречён, а для читателя его мытарства – возможность узнать чуть больше о неприглядной жизни московского дна. Еще одна цитата из предисловия: «Это книга о простой мысли, что «бездомные тоже люди».
Там, где «периметр» сулит страдания без края, потенциальному читателю нужно сделать над собой одно усилие – не отворачиваться, прежде вежливо кивнув, а просто прочесть уже пару первых абзацев. Если вы умеете читать, то поймёте сразу, что ценить книгу следует не только за ее «нужность».
Катя Чистякова, работавшая с бездомными и наркозависимыми на московских вокзалах, осмысляет собственный опыт не для того, чтобы вызвать бурные читательские слезы, – в романе нет ухищрений манипулятивных. Роман может оставить без сна, – о неприглядной жизни бомжей Чистякова пишет со всей откровенностью. Но достоинство ее прозы в продуманной, выверенной строгости тона. Ничего лишнего, только факты – они сами говорят за себя. И в этом смысле автор наследует великой русской классике, прежде всего линии чеховской, эмоционально-сдержанной, какими бы достоевскими ни казались обстоятельства.
«Там, на периметре» последовательно чередует две перспективы. Голос Ксении Игоревны, юной исполненной сострадания социальной работницы сменяет суховатый голос Жени, одного из ее подопечных, который – слово за слово – сообщает, почему его жизнь, получавшаяся такой обыкновенно страшной, иной быть, наверное, и не могла.
Два полюса книги равнозначны. Формально опекая, Ксения впитывает опыт уличного Жени, чем решает собственные психологические проблемы. Отношения созависимые выписаны с таким пониманием нюансов, что не кажется натяжкой обозначение «история любви». Впрочем, будучи столь сильно погружённым в грубую реальность москвы-голгофы, «Там, на периметре» помещается в определение «социальный роман», и даже «общественно-политический».
С обозначением «ЛГБТ-роман» Катя Чистякова тоже согласна: «Это возможное прочтение, одно из – и как любое из возможных прочтений, оно делает книгу лучше, достраивает ее». Квирность этой книги не только в детальных описаниях гей-субкультуры Москвы (пугающе узнаваемой для людей знающих), и не только в том, что герой описывает свой тюремный опыт в качестве «опущенного», презираемого всеми гея. Впустив в книгу этот голос безо всяких искажений, Катя Чистякова показала и процесс принятия гомосексуальности, и жажду взаимной, сколь угодно «стыдной» любви. Так получилось, что волонтерка Ксения прикипела сердцем к бомжу Жене, который оказался геем, и дело не в том, что он – гей, «гейскость», сама по себене делает его ни лучше, ни хуже.
Рискну предположить, что это первый гомосексуал, который представлен в русской литературе настолько живым, подлинным, стереоскопичным.
Сплетя переживания личные с голосом реального человека, писательница создала мир где-то на стыке реального и художественного, что, учитывая силу и красоту синтеза, превращает книгу в литературный феномен. Это нечто очень близкое к правде жизни, но одновременно и что-то большее, чем жестокая жизненная проза.
