В предыдущих частях мы рассмотрели различные факторы, способствующие обращению ЛГБТ-людей к множественным формам самолечения, в частности, обращению к употреблению психоактивных веществ (ПАВ). Мы описали модель «зависимость как самолечение», обратились к модели синдемии, социально-экологической модели, принципу охвата всех этапов жизни, метафору дисфункциональных систем, метафору травмы и то, какое значение для формирования зависимого поведения имеют индивидуальные, коллективные, культурные и исторические травмы, а также модель стресса меньшинства. В этой части мы опишем индивидуальный уровень специфического травматичного опыта ЛГБТ-людей, который может приводить к формированию зависимости от ПАВ.
ЛГБТ и травма.
Кроме общего травматичного опыта, который ЛГБТ-люди разделяют с остальными россиянами, у негетеросексуальных людей есть и специфичный опыт, который они получают на всех уровнях социокультурной системы, поскольку гетеросексисткое угнетение простирается на все сферы бытия человека и носит структурный характер. Важно подчеркнуть, что этот травматичный опыт является результатом функционирования гетеросексизма и ЛГБТ-фобий, а не самих по себе негетеросексуальности или нецисгендерности. Именно распространённые в обществе предрассудки, стереотипы, угнетение, стигматизация и дискриминация на всех уровнях психосоциокультурной системы вовлекают ЛГБТ-людей в процесс травматизации и ретравматизации.
Как отмечается в докладе «Проблема восприятия наркотиков в мире», подготовленном Глобальной комиссией по наркополитике: «Наркотики также принимают, чтобы «почувствовать себя лучше». Люди, страдающие из-за депрессий, социальной тревожности, травм (особенно травм детства, вызванных сексуальным и / или физическим насилием, изнасилованием или отторжением), стрессовых расстройств, физической боли или психических расстройств, могут принимать наркотики, чтобы уменьшить свои страдания, самостоятельно лечиться и управлять настроением. Люди также используют вещества, изменяющие сознание, чтобы забыться или справиться с тяжелыми обстоятельствами, в которых они живут» (с. 25 ).
Мы неоднократно могли убедиться, что ЛГБТ-люди, постоянно находясь во враждебном, ЛГБТ-фобном окружении, оказываются больше подвержены риску использовать различные ПАВ для снятия тех симптомов, которые у них вызывает социокультурная и политическая среда, и, следовательно, более уязвимы для злоупотребления ПАВ и формирования проблемного поведения в их использовании (см., напр. 2018 National Survey on Drug Use and Health: Lesbian, Gay, & Bisexual (LGB) Adults // Substance Abuse and Mental Health Services Administration U.S. Department of Health and Human Services ).
На Западе это является «общим местом» как для исследователей различных социальных специальностей, так и для и специалистов помогающих профессий. Например, культурологический подход к травме ЛГБТ-людей реализован в работе Ann Cvetkovich «An Archive of Feelings: Trauma, Sexuality, and Lesbian Public Cultures» (Duke University Press, 2003).
Медицинский подход к травме ЛГБТ-людей реализован в авторитетной коллективной монографии «Trauma, Resilience, and Health Promotion in LGBT Patients. What Every Healthcare Provider Should Know» под редакцией Kristen L. Eckstrand и Jennifer Potter (Springer, 2017). Здесь, в частности, отмечается: «Маргинальный статус сексуальных и гендерных меньшинств повышает их уязвимость к травматическим и нетравматическим стрессорам; поэтому понимание последствий посттравматического стрессового расстройства и расстройств, связанных с травмами, среди ЛГБТ-людей имеет решающее значение для обеспечения охраны здоровья, в т.ч. психического, с учетом культурных особенностей» (стр. 5). Более того, американский «Национальный ресурсный центр по укреплению психическим здоровьем и профилактике насилия среди молодежи» подготовил специальное пособие для школьных администраций, педагогов и других специалистов, работающих с ЛГБТ-молодёжью, рассказывающее как можно создать в школах пространства, которые будут учитывать особый травматичный опыт ЛГБТ-молодёжи («Adopting a Trauma-Informed Approach for LGBTQ Youth», часть 1 , часть 2 ). В настоящее время подход, основанный на информировании о травме является обязательным в любых формах социальной работы, в том числе в снижении вреда, профилактике ВИЧ, эмпарменте, строительстве и развитии сообществ.
Теперь, с помощью социально-экологической модели, рассмотрим, как может функционировать специфичная для ЛГБТ-людей травма на разных уровнях психосоциокультурной системы.
Индивидуальный уровень
Системный характер стигмы, дискриминации и насилия в отношении ЛГБТ-людей приводит к формированию сознательных и бессознательных убеждений и моделей поведения, которые сейчас принято называть интернализованный гетеросексизм, интернализованный бисексизм и интернализованная трансфобия. Интернализованный – значит усвоенный. Интернализация – это психологический процесс, когда человек усваивает из внешнего окружения убеждения, в результате они воспринимаются им самим как собственные. Например, интернализованные стыд или вина за свою гомо-, бисексуальность или трансгендерность.
Ранее интернализованный гетеросексизм называли интернализованной гомофобией, однако в силу разных методологических причин западные психологи предпочли перейти к использованию понятия интернализованный гетеросексизм (подробнее см. Szymanski, D. M., Kashubeck-West, S., & Meyer, J. Internalized Heterosexism. A Historical and Theoretical Overview // The Counseling Psychologist, 36(4), 2008 ). Усвоенный гетеросексизм присутствует в жизни лесбиянок, геев, бисексуалов и не гетеросексальных трансгендерных людей. Усвоенный гетеросексизм наносит несомненный ущерб ЛГБТ-людям на протяжении всей их жизни. Психологи утверждают, поскольку анти-ЛГБТ-социализация довольно мощная, то полное преодоление усвоенного гетеросексизма маловероятно. Ущерб, который наносит усвоенный гетеросексизм ЛГБТ-людям варьируется по степени от умеренного (склонность к неуверенности в себе) до серьезного (открытая ненависть к себе и саморазрушительное поведение).
Усвоенный/интернализованный бисексизм (ранее: усвоенная бифобия) – это особый процесс, которому подвержены бисексуальные люди. Его специфика в том, что перед бисексуальными людьми стоит собственная задача – развитие бисексуальной идентичности, что может встречать сложности как со стороны гетеросексуальной культуры, так и со стороны гомосексуального сообщества (подробнее см. там же).
Усвоенная/интернализованная трансфобия – это процесс, аналогичный усвоенному гетеросексизму, т.е. дискомфорт по поводу собственной трансгендерности в результате интернализации нормативных гендерных ожиданий общества, которому подвержены трансгендерные индивиды и сообщества (подробнее см. Bockting, W. Internalized transphobia // The International Encyclopedia of Human Sexuality, 2015 и Bockting, W. and other. The Transgender Identity Survey: A Measure of Internalized Transphobia // LGBT Health. Volume 7, Number 1, 2020 ).
Все эти усвоенные процессы самостигматизации могут быть направлены как на себя, так и на других представителей своей группы, а также усиливаться из-за постоянно испытываемого ЛГБТ-людьми стресса меньшинства.
Исследователи отмечают важное место «гендерной травмы» и «гендерного стресса» как элемента усвоенных гетеросексизма, бисексизма и трансфобии, которую все представители ЛГБТ-сообщество изначально переживают из-за своего несоответствия традиционным представлениям о фемининности и маскулинности, которые предписывают индивидам обязательную гетеросексуальность. Эти сложности в гендерной социализации не обязательно будут сопровождаться гендерно некомформным поведением в детском возрасте. Но если такое поведение присутствует, то может происходить усиление «гендерной травмы» как из-за давления на ребёнка из вне – от сверстников, родителей, культуры, – так и через осознание своей инаковости.
В результате у некоторых людей осознание собственной гомо- или бисексуальности, или трансгендерности может приводить людей гипертрофированному подчёркиванию своей маскулинности или фемининности. В случае мужчин, это может быть одержимость набором мышечной массы, злоупотребление для этого стероидами. А в случае женщин, в частности трансгендерных, к злоупотреблению косметической хирургией. Также это может приводить к воспроизводству психологических реакций и типов поведения, которые сейчас в популярной психологической культуре называются «токсичная маскулинность» и «токсичная фемининность».
Однако не стоит смешивать манифестацию токсичных форм маскулинности и принадлежность к субкультурам внутри гей- или лесбийского сообществ, которые перформативно обыгрывают гипертрофированные образами маскулинности – например, субкультуры медведей или дайки-на-байках: в рамках этих субкультур внешняя приверженность эстетическим образам вполне может совмещаться с конструированием альтернативных типов чувствования и коммуникации, свободных от токсичных гендерных установок.
Частью гендерной травмы является и усвоение ЛГБТ-людьми культурной мизогинии. Естественно, у женщин и у мужчин это будет существенно отличаться. Часть мужчин усвоение норм антиженственности также может приводить к конструированию гипермаскулинного поведения, а в общении с другими представителями сообщества, пренебрежению к «женственным» мужчинам, трансляция установки «мужик должен оставаться мужиком, даже если занимается сексом с другим мужиком». Отсутствие понимание, что психологические черты, приписываемые мужчинам в равной степени, являются культурно сконструированными, будет препятствовать этим геям, бисексуалам и трансгендерным мужчинам принимать те стороны своей личности, которые традиционно маркируются в культуре как «женские», что будет приводить как к внутри личностному конфликту, так и к сложностям в отношениях с другими, в том числе невозможности построить долговременные отношения, либо постоянной конфликтности в них.
Частным случаем проявления гендерной травмы у мужчин может быть отрицание психологической сферы как значимой, нежелание обращаться за специализированной психологической и психиатрической помощью. В частности, это подчёркивается в докладе ВОЗ «Психическое здоровье, мужчины и культурные традиции: как социально-культурные конструкции, связанные с проявлениями маскулинности, влияют на обращаемость мужчин за психиатрической помощью в Европейском регионе ВОЗ» (2020). Именно это пренебрежение к психическому здоровью и психологическому благополучию называется одним из значимых факторов почему среди мужчин более распространены алкоголизм и проблемное употребление ПАВ.
У женщин – лесбиянок и бисексуалок – интернализованная мизогиния также может приводить к гипертрофированному подчёркиванию своей маскулинности – как в выборе определённого стиля внешности, так и в выборе определённой манеры поведения. В настоящее время, у какой-то части женщин интернализованная мизогиния может маскироваться и под различные формы манифестации политической гендерной небинарности. Но, что важно помнить, это не значит, что любая гендерная небинарность является проявлением интернализованной мизогинии.
Отдельно стоит отметить травмы, связанные с сексуальностью, сексом и телесностью. Это всё может сочетаться, образуя для индивида комплексный травматичный опыт. Либо может выделяться какая-то одна доминанта травматичного стресса. Эти травмы могут быть и у гетеросексуалов, но, как и в других случаях, у ЛГБТ-людей есть своя специфика в возникновении и переживании этого опыта.
ЛГБТ-люди, как и другие, могут быть подвержены телесной дисфории – неприятие и негативное восприятие своего тела, которое может выражаться в различных усилиях по его модификации. Телесная дисфория может оказаться симптомом гендерной дисфории. Гендерная дисфория, то есть неприятие своего гендера, может быть как у гомо- и бисексуальных людей, так и у гетеросексуалов, поскольку гендерная идентичность не связана на прямую с сексуальной ориентацией. Цисгендерные люди (т.е. те, у кого приписанный при рождении пол совпадает с гендерной идентичностью) также могут испытывать гендерную дисфорию (См., напр., Что такое гендерная дисфория на самом деле). При этом не все трансгендерные люди испытывают её. В любом случае, опыт как телесной, так и гендерной дисфории может стать для человека весьма травматичным сам по себе.
Отношение к сексуальности как таковой у ЛГБТ-людей также неоднозначное. На официальном уровне советская культура была вполне сексофобной, не было адекватного сексуального образования и воспитания, как и не было опыта адекватного говорения о сексуальности. Эта сексофобия, безусловно, влияла на часть ЛГБТ-людей. В результате у ЛГБТ-людей сексофобное восприятие собственной сексуальности могло возрастать в силу усвоенного гетеросексизма. Это, в свою очередь, может приводить к различным нарушениям в сексуальной сфере, в частности сексуальной компульсивности, либо сексуальной анорексии. При этом сексоцентричность мейнстримной гей-культуры может создавать у людей неадекватные ожидания как от себя, так и от других, побуждать индивида конструировать себя в соответствии с нормами и стандартами «сексуального рынка» и вызывать чувство глубокой фрустрации от неспособности соответствовать нереалистичным предписаниям и ожиданиям. Способом самолечения данной сферы может стать обращение к практикам химсекса, что увеличивает риски формирования зависимости от них и невозможности или значительному затруднению практиковать секс без ПАВ.
Смежная сфера, которая чревата для кого-то просто стрессовыми переживаниями, а для кого-то и психологическими травмами – восприятие возраста ЛГБТ-людьми. Так же, как и с другими деструктивными убеждениями, деструктивные убеждения, касающиеся возраста, усваиваются из культуры и общества. И здесь также есть определённая специфика, касающаяся ЛГБТ-людей. Важным фактором является отсутствие или крайняя недостаточность и скудость ролевых моделей, т.е. открытых видимых ЛГБТ-людей, демонстрирующих различные жизненные стратегии, с которыми другие могут себя ассоциировать и сравнивать. Наличие ролевых моделей является важным фактором обучения, развития самовосприятия и образа собственного «Я» для всех людей независимо от возраста: это связано с особенностями функционирования человеческой психики. При этом имеющиеся в медийном пространстве образы западных ЛГБТ-людей очень часто неадекватны для российского контекста, что создаёт дополнительные сложности для тех российских ЛГБТ, кто равняется на них. Это особенно верно в случае ЛГБТ-детей и подростков в силу их возрастных особенностей.
Стрессогенность темы возраста может усиливаться в совокупности с темой наличия отношений. Часть ЛГБТ-людей может усваивать из гетеросексистской культуры токсичные убеждения моногамного центризма, когда считается, что только «длительные» или «на всю жизнь» отношения с единственным партнёром – это «высшая» форма отношений, «естественная», «нормальная» и «моральная», а все другие отношения «ущербны». Эти убеждения могут включать или базироваться на других токсичных убеждениях – парном центризме, т.е. вере в то, что цель любого человека – создание пары с другим, иначе, без «второй половины», человек неполноценен. Человек может безрезультатно искать «своего человека», «идеальную любовь», и чем больше опыт взаимодействия с другими у него будет негативным, тем сильнее у него может понижаться самооценка. Он может верить, что это с ним «что-то не так», или что он имеет какой-то «дефект», или находить в этом подтверждение идеи «греховности» как лично себя, так и в целом однополых отношений. В результате в этом человек может находить «подтверждение» усвоенной из гетеросексистской культуры установки, что любые отношения однополых партнёров изначально «ненадолго» и «обречены на завершение», поскольку они «неправильные», «поломанные» и «ни к чему хорошему не могут привести», а значит нет необходимости в каких-то обязательствах между партнёрами.
Для части ЛГБТ-людей наличие у них партнёрских отношений становится сверхценной идей, например, в силу неразрешённых глубинных личностных проблем и интериоризации культурных предписаний, утверждающих ценность человека в зависимости от наличия у него отношений. В этой ситуации если у человека в соответствии с социальной установкой «не складывается личная жизнь», чем старше он будет становится, тем глубже он может переживать одиночество и погружаться в сложные психологические состояния, что также может провоцировать различные формы самолечения.
Отдельно стоит отметить, что тема постоянного поиска отношений и ощущения собственной ущербности, если отношения отсутствуют, с точки зрения некоторых психодинамических подходов могут свидетельствовать о непроработанности ранней травмы привязанности и доверия к близким людям (чаще к матери), которые ухаживали за ребёнком в раннем детском возрасте, не завершённости процесса сепарации от них. Человек может искать и воспроизводить в отношениях динамику своего раннего детского опыта и пытаться залечить травму этих отношений постоянным цеплянием за партнёра. Навязчивая зависимость от любви и отношений, когда партнёр используется для отыгрывания привычного детского сценария, не позволяет человеку построить более здоровые отношения с партнёром, но отношения конструируются по сценариям созависимости и контрзависимости. В настоящее время многие психодинамические подходы признают правомерность использования теории привязанности (attachment theory) и модели травмы привязанности (attachment trauma) не только на детей, но и на взрослых – и не только в близких отношениях, но в целом как человек выстраивает отношения с другими людьми, в т.ч. друзьями и коллегами. ЛГБТ-люди не являются исключениями. Однако и в этой сфере существуют некоторые особенности, связанные с гендерными ожиданиями, предписаниями и стереотипами. Важно подчеркнуть, что современный научный консенсус не нашёл подтверждение влияния травмы привязанности на формирования сексуальной ориентации или гендерной идентичности и все рассуждения в этом духе являются ничем иным как гомофобными псевдонаучными спекуляциями.
ЛГБТ-люди также переживают кризис среднего возраста. Однако в силу несовпадения жизненных сценариев ЛГБТ и гетеросексуалов, кризис среднего возраста у ЛГБТ также имеет свою специфику и может стать весьма травматичным процессом, в том числе потому, что существует очевидный недостаток информации на русском языке по этой теме, психологи могут не понимать специфики, или людям может не прийти в голову идея посетить психолога с этими проблемами, либо они могут опасаться гомо- или трансфобной реакции и поэтому пренебречь возможностью обращения за профессиональной помощью. (В целом по вопросам возрастных кризисов можно рекомендовать книгу Гейл Шиши «Возрастные кризисы» . По вопросам кризиса среднего возраста можно рекомендовать книги Джеймс Холлис «Перевал в середине пути. Как преодолеть кризис среднего возраста и найти новый смысл жизни» и Мюррей Стайн «Трансформация: проявление самости». Несмотря на то, что указанные книги не рассматривают специфичный ЛГБТ-опыт, но будут полезны при работе с этой темой).
Свои сложности возникают и при усвоении убеждений, касающихся возраста, которые циркулируют внутри самих ЛГБТ-сообществ. В частности, это касается т.н. «культа молодости» и других убеждений о возрасте, который, в данном случае, используется как маркер успешности, состоятельности, востребованности на «рынке секса и отношений». При этом происходит фетишизация и сексуализация возраста, когда, например, от молодых геев, бисексуалов и других МСМ, ожидается, что они будут сексуально гиперактивны, им навязывается эта роль, при этом их собственные потребности в интимности и эмоциональной близости игнорируются, а в силу, в частности, слабой развитости у них самих социальных навыков они не могут транслировать эти свои потребности партнёрам. В результате секс становится обезболивающим средством, с помощью которого молодые люди стремятся заполнить эмоциональную пустоту. Также есть и другая сторона, когда наоборот может считаться, что молодые люди ещё «сами не разобрались в себе», «эмоционально не уравновешены» и «вообще, от них одни проблемы», поэтому срабатывает обратный эйджизм, когда с молодыми людьми предпочитают не знакомиться. Эта амбивалентность создаёт как на уровне всего сообщества, так и для конкретных людей, которые методом проб и ошибок, и, как следствие, получая травматичный опыт выстраивают свои стратегии знакомств и отношений.
У лесбиянок и бисексуалок сложности восприятия возраста могут быть на фоне интериоризации гетеросексистских детоцентристских гендерных установок, приоритезирующих для женщины материнскую роль над всеми остальными. Кроме того, как мужчины, так и, в большей степени женщины, могут быть подвержены репродуктивному давлению со стороны родителей, а также ощущать его вследствие усвоенных из культуры установок. При этом у людей могут быть амбивалентные чувства относительно родительства и вследствие неоднозначных посланий, которые функционируют по этому вопросу внутри ЛГБТ-сообществ. В результате, это может приводить к глубокуму внутреннему конфликту.
Невидимость ЛГБТ-людей старшего возраста создаёт сложности как для них самих, обостряя ощущение изолированности, так и молодых ЛГБТ, подкрепляя гомофобный стереотип «ЛГБТ умирают молодыми», в частности из-за ВИЧ-инфекции или приёма гормональной заместительной терапии. Это может приводить к тому, что ЛГБТ-молодёжь имеет больше шансов воспринять различные деструктивные послания из массовой культуры, в частности «Живи ярко – умри молодым», поскольку у них меньше причин поставить его под сомнение. Смешиваясь с усвоенными из гетеросексистского мира посланиями о нежелательности существования ЛГБТ-людей, это может приводить к более серьёзным проявления суицидального мотива, который, при том, может быть скрыт от самого человека. Затяжная депрессия, установка на то, что человеку нечего терять, негативное восприятие самого себя и окружающего мира. Все эти факторы также могут приводить как к самодеструктивному поведению, так и к различного рода деструктивному самолечению.
Отдельно стоит отметить возможные сложности, которые могут быть у части ЛГБТ-людей в сфере чувства онтологической безопасности (ontological security) или онтологической уверенности (ontological certainty). Эти понятия, как взаимозаменяемые, впервые использовал психиатр Рональд Лэйнг, а позже социолог Энтони Гидденс, соединив идеи Лэйнга с идеями Эрика Эриксона о психосоциальном развитии человека, и поместив их в более широкий контекст макросоциальных условий. Онтологическая безопасность – это чувство базовой защищённости, доверия индивида окружающему миру, насколько человек чувствует себя безопасно в своём существовании и чувстве «себя». В контексте социальности говорится о чувстве стабильности внешнего мира, его предсказуемости, понятности.
Противоположностью онтологической безопасности/уверенности является онтологическая небезопасность/неуверенность. Очевидно, находясь в гетеросексистском/гомофобном мире независимо от того, является ли ЛГБТ-человек открытым или продолжает жить «в шкафу», он не может чувствовать себя полностью безопасно на глубинном, экзистенциальном уровне. Данная идея лежит и в модели стресса меньшинства. Однако, как мне кажется, модель стресса меньшинства может игнорировать этот экзистенциальный уровень чувства тревоги ЛГБТ-людей. Это важно и в практической психотерапевтической работе: одно дело работать с чувством тревоги, которое будет следствием опасения за свою физическую безопасность или разглашения принадлежности человека к ЛГБТ-сообществу. И совсем другое – обратиться к работе с глубинным уровнем отсутствия доверия миру и другим людям в связи с усвоенными гетеросексистскими установками о недопустимости существования ЛГБТ-людей в мире или своей «неправильности, дефективности» и пр. Эти чувства, даже если они не осознаются или отрицается их наличие, также могут провоцировать обращения к различным формам зависимого, компульсивного поведения, чтобы получить через него значимое облегчение.
Таким образом, рассмотрев индивидуальный уровень травмы, мы видим, что в условиях гетеросексизма ЛГБТ-люди, даже в тех случаях, когда они сталкиваются с теми же вызовами, сложностями и задачами развития, что и гетеросексуалы, имеют свою специфику проживания данного опыта, обусловленного спецификой гетеросексистского психосоциокультурного угнетения, что может быть дополнительным фактором для обращения ЛГБТ-людей к различным формам самолечения, в том числе с помощью ПАВ.
В следующей части мы рассмотрим уровень межличностных отношений и возможный травматичный опыт, специфичный для ЛГБТ-людей, повышающий вероятность обращения к практикам самолечения.
Ссылки на всю серию материалов:
«Умираю в России»: Часть 1. ЛГБТ-сообщество, травма, зависимость и самолечение.
«Умираю в России»: Часть 2. Как жизненный путь ЛГБТ-людей может привести к зависимостям
«Умираю в России»: Часть 3. Семья, дисфункциональные системы и зависимость от ПАВ
«Умираю в России»: Часть 4. Травма и зависимость от ПАВ
«Умираю в России»: Часть 5. Стресс меньшинств и зависимость от ПАВ
«Умираю в России»: Часть 7. Травма ЛГБТ-людей, взаимоотношения с другими и зависимость от ПАВ.
Текст: Тимофей В. Созаев (автор телеграм-канала Заметки на полях)
Автор благодарит Николая Горбачёва (телеграм-канал Пидоры мечты), Ярослава Распутина (телеграм-канал Дневник пидора-провинциала), Марину Владимирову (телеграм-канал Закрытая тема), Игоря Синельникова (телеграм-канал Радикальный гей), Полину Кислицыну, Владимира Коханевича, Маргариту Татарченко, Евгения Писемского за обратную связь по тексту и Терри Каванах за поддержку во время написания текста. За все неточности в тексте несёт ответственность автор.
