О том, как гомосексуальная эротика постепенно проникала на широкий экран, должны быть написаны горы киноведческих статей. Но среди критиков, возможно, недостаточно геев. Или тема кажется им слишком узкой.
Это, разумеется, не так. Легализация мужской сексуальности (и прежде всего, гомосексуальности) в искусстве – обширная и значимая тема. «Традиционное» искусство веками воспринимало женскую наготу как культовый объект изучения и поклонения (художники были мужчинами). Но вот объективировать мужскую сексуальность в искусстве полноценно могли только геи и бисексуалы. Именно они любовно изучали мужской Эрос, продвигали его в «широкие массы» и рушили культурные табу.
В отличие от женской наготы, мужская пробивала себе дорогу в искусстве вместе с утверждением самой возможности чувственного (гомосексуального) взгляда на тело. Кроме того, мужская нагота по определению была более «физиологичной», чем женская и поэтому казалась современникам более откровенной и запретной.
Возбуждение, эрекция, – это всё части естественной мужской психофизики. Поэтому любая визуализация мужского органа в кино автоматически помещает «образ члена» в физиологический контекст. (Член – не просто статичный пенис, это то, что может «встать» в любой момент). Такова природа мужского тела: возбуждение (эрекция) – его важная визуальная характеристика, которую не может игнорировать художник, режиссёр, если ему важен объёмный образ героя.
Современное массовое кино, которое к концу 20 века (формально говоря) вводит элементы порнографии в мейнстрим, на самом деле просто принимает универсальный взгляд на человека, считая сексуальность важной частью его личности.
Фильмы Пазолини, Джармена, Альмодовара, Озона – у всех на памяти. Интересно посмотреть, кто (и в чём) был пионером в деле продвижения мужской сексуальности. Какие техники (моменты, состояния) впервые попадали на массовый экран.
К примеру, я не помню, чтобы до Озона («Лето`85») кино интересовалось утренней эрекцией героя. Обаятельный Феликс Лефевр в роли Алексиса выносит это состояние на публику. И хотя оно знакомо любому зрителю-мужчине, этот экскурс в область «физиологии» может показаться шокирующим приёмом.
Если я предположу, что утренняя эрекция впервые попала на экран в 2020 году, то вряд ли сильно ошибусь.
То же самое происходило когда-то со сценами однополого поцелуя, мастурбации (сейчас она представлена в десятках картин), эякуляции или полу-эрекции («Мечтатели» Бертолуччи) – и так далее. Сегодня практически весь спектр мужской психофизики проник в мейнстрим. И решающую роль в этом сыграли режиссёры-гомосексуалы. Именно они воспринимали «грязную мужскую сексуальность» как норму, часть собственного быта и стремились донести до зрителя это представление.
Эстетизация мужской физиологии (если можно так сказать) берёт начало в живописи («Мастурбация» Эгона Шиле 1911 года – наиболее яркий пример). Затем она проникает в фотографию Роберта Мэпплторпа. И затем в кино, начиная с первых однополых поцелуев («Заниматься любовью», 1982)…
При этом очевидно, что французский поцелуй Давида и Алексиса («Лето`85») «с языком» и обаятельной ниточкой слюны (метафорой их хрупкой связи) отличается от первых и достаточно сдержанных поцелуев Голливуда 80-х…
Настоящим пионером «физиологической эстетики» был Роберт Мэпплторп, который в 70-е годы сделал мужской член и сексуальную наготу легальной темой массовой культуры. Он предложил увидеть в мужской физиологии черты «прекрасного и вечного» (не случайны его параллели набухающего пениса с распускающимся цветком).
В определённом смысле экспозиции фотографа отсылали зрителя к средневековой традиции – вывешивать в церквях изображения пенисов, исцелённых божественным провидением и силой молитвы (об этом писал М.Бахтин в книге о Рабле и карнавализации).
В 20 веке Мэпплторпу уже не нужны были божественные мотивы для демонстрации мужского органа. Достаточно геевского эроса и специфической чувственной эстетики, которую он продвигал в зрительские массы. Для него мужское тело и член – такая же прекрасная часть природы, как лица, цветы или женское тело.
Так красиво и радикально «раздевать» мужчин в искусстве могли только геи и бисексуалы.
Именно они видели в мужском теле сексуальный объект – для наблюдения и любования. Именно они наделили образ «мужского инструмента» (его форму, фактуру, длину) особым визуальным и эстетическим значением.
Это был прорыв «традиционных скреп» (сначала в фотографии, а потом в кино), потому что классическая женская нагота не была откровенно физиологичной. О женском возбуждении мы можем лишь догадываться, тогда как пенис не может его не демонстрировать.
Иначе говоря, «образ члена» физиологичен по определению, а значит он требовал от культуры нового понимания границ эстетического.
Как доказал Роберт Мэпплторп в 70-е годы, мужская физиология – эстетична, а гей-эстетика физиологична.
Это был прорыв – в зону новой свободы художника на волне сексуальной революции. Вслед за фото, фронтальная мужская нагота (по выражению И.С.Кона) неизбежно должна была появиться и в кино.
Благодаря магическому дару Бертолуччи, пенис Мэтью в «Мечтателях» (2003) стал такой же классикой, как и образы Мэпплторпа или мраморный пенис Давида. (Спасибо Майклу Питту за мужество в искусстве). Это был не просто эпизод, а прорыв к новой полноте человеческого образа. В фильме Бертолуччи пенис был живым и физиологичным, но не менее прекрасным, чем скульптурный и классический.
Примечательно, что как раз в 2003 году Джоном Кэмероном Митчеллом был задуман «Клуб Shortbus», вышедший в прокат в 2006 году, где фронтальная нагота гея Джеймса (в исполнении Пола Доусона) повторяла дерзкий жест фильма Бертолуччи, совместив физиологию с темой экзистенциальной катастрофы. За кадрами пениса (полной открытости миру) маячила тема закрытости и одиночества. Предельная открытость была метафорой отчаяния.
В фильме С. Долдри “Чтец” 2008 года фронтальная мужская нагота уже не смотрелась эпатажным приёмом и была показана в гетеро-контексте.
Со временем физиология стала частью киноязыка. Но когда впервые это случилось?
Это не могло произойти без усилий геев-режиссёров с особой чувственной эстетикой. Лучше всего эти перемены заметны в теме мастурбации, которая из искусства 20 века (Эгон Шиле) проникала в кино в качестве «рискованного» мотива, но сегодня это просто классика жанра..
Тринадцать фильмов с темой мастурбации, о которых я писал, – это прямой результат нормализации гомосексуальности в обществе. Хотя, прямой связи с ориентацией нет, но без влияния авторов-геев тема сексуального мужского эго, направленного на себя, не могла бы появиться на экране.
Всё это – новации относительно недавнего времени. Но история «премьер» такого рода – отдельная тема..
Однополый поцелуй появляется на российском экране в 1927 году в «Третьей Мещанской». В комическом контексте, разумеется.
Несколько комичных однополых поцелуев есть в «Карнавальной ночи» (1957) на закате Оттепели.
Ф.Озон, “Летнее платье”, 1996
Затем, в прямом значении, однополый поцелуй проникает на экраны с приходом «темы» в Голливудское кино в 1982 году. Если верить Википедии, то впервые поцелуй показан в голливудском фильме «Заниматься любовью» (Making Love) Артура Хиллера. Герои «треугольника» в кино с таким названием не могли не целоваться.
Но однополый поцелуй может выглядеть по-разному. Только у Озона («Лето`85») он по-современному реалистичен и подробен. Впервые зритель видит, что на экране можно целоваться «с языком». А романтическая ниточка слюны, повисшая, как призрачная связь, между губами любовников, – не просто физиологически точная, но и символичная деталь.
В «нормализации» мужской физиологии в кино огромную роль сыграли гомосексуальные и бисексуальные режиссёры, если речь идёт о поцелуе, мастурбации, эрекции или сперме в кадре. (Что касается минета, то пока он, кажется, не пробился на широкий экран, если не считать тематический сериал «Queer as folk», – но, как говорится, ещё не вечер).
Можно с уверенностью сказать, что без мастеров типа Альмодовара и Озона «натуралы» ограничились бы более условным изображением интимных отношений.
Я не могу себе представить историю, где гетеро-режиссёру понадобилась бы утренняя эрекция в кадре. Или пенис крупным планом. Это слишком «геевский» мотив, чтобы вдохновить создателя картины о традиционной любви.
Ромео в фильме Дзеффирелли (1968 года) скромно спит на животе в известной сцене утра. И только у Озона проснувшийся Алексис встречает день с эрекцией, как и подобает юному любовнику.
У Пазолини героиня «Декамерона» (1971) спит с рукой на члене симпатичного партнёра (в отличие от фильма Дзеффирелли, это уже фронтальная нагота). И этот физически-оправданный жест (всё-таки Боккаччо) органично связан с гей-эстетикой режиссёра.
Авторы-геи не только вводили сексуальные реалии в «традиционное» искусство, расширяя его рамки, но и романтизировали этот «физиологизм», который из «шок-контента» постепенно превращался в одну из рядовых характеристик. Мужская сексуальная физиология была очеловечена и введена в культурный контекст.
Французский поцелуй, эрекция, мастурбация, анальный секс – это прекрасные подробности жизни, которые становятся частью портрета героя, потому что цельность мужского образа невозможна без взгляда на сексуальность.
Вытащить из тени эту сексуальность, очистить мужское тело от «позора» и культурного высокомерия – непростая задача, с которой геи-художники отлично справились.
-Александр Хоц