Известный журналист, ВИЧ-блогер и гей-активист Марк С. Кинг сочинил пронзительный и вдохновляющий текст, посвященный некруглой дате своего диагноза, саморазрушению, стигме и обретению силы. Приводим его целиком.
Марк С. Кинг (1960) — ВИЧ/гей-активист, писатель, актер, автор популярного видеоблога My Fabulous Disease, а также активный пропагандист принципа «неопределяемый = не передающий». В 2020 году Ассоциация ЛГБТК-журналистов вручила Кингу Мемориальную премию Сары Петтит как квир-автору года. Влог Кинга получил в том же году почетную награду GLAAD Media Award.
«В начале 1980-х я был геем, живущим в Западном Голливуде, штат Калифорния, и СПИД-кризис едва брезжил на горизонте. Я помню, как слышал о людях, умирающих, после того как заразились, возможно, друг от друга, и думал про себя: «О, я думаю, что это случается с действительно мерзкими людьми. Но не с нами, хорошими парнями».
Показывать пальцем на других — это простой способ задаром повысить самооценку и, следовательно, популярное человеческое занятие, особенно когда вы напуганы до усрачки. Те ужасные вещи, что я думал о своих товарищах-геях, совсем скоро будут произнесены в адрес всех нас людьми, ненавидящими наше сообщество. У гомосексуалов не было иммунитета к самоуспокоению, которое приходит с презренным страхом.
По мере того, как десятилетие заканчивалось, эпидемия СПИДа приближалась все ближе и ближе. Бармен в любимом клубе работал там в пятницу, а умер в понедельник. Кассир в ближайшем банке. Парень, который жил напротив.
Когда в 1985 году стал доступен тест на ВИЧ, идти на тестирование было политически сомнительным актом. Не было ничего в сфере научного знания, что могло на тот момент внушить нам доверие. Положительный тест означал, что вас могут уволить с работы, вышвырнуть из семьи, выгнать из квартиры и вообще все будут обращаться с вами как с больным изгоем. И не было ни одного лекарства, чтобы вылечить или приостановить болезнь. Зачем было проходить тестирование?
Ну, наверное, потому, что я хотел знать, должен ли готовиться к смерти в ближайшие пару лет. Итак, я сдал тест, и он оказался положительным. Я жил в состоянии смертельного страха каждый божий день в течение многих лет. Когда у меня появятся лизии на теле, или непроходящий кашель, или что-то, что возвестит: «обратный отсчет начался», и я умру через несколько месяцев? Трудно было не стат фаталистом. Зачем бросать курить? Зачем планировать выход на пенсию?
Мне пришлось задуматься, в преклонном возрасте 24 лет, чем может стать для меня моя же жизнь, что она может значить. Я пошел работать в агентство по борьбе со СПИДом, которое предоставляло волонтеров для эмоциональной поддержки умирающих от СПИДа. Это было очень грустно, но и поистине прекрасно. Я был обычным эгоистичным, легкомысленным молодым человеком, но там необычайно быстро повзрослел.
Тот удивительный факт, что я не умер — и что мне удалось протянуть до того момента, более десяти лет спустя, когда были открыты эффективные методы антиретровирусной терапии, — для меня полное, таинственное чудо. И сама жизнь, и ВИЧ сделаны из случайностей. До того, как появились препараты, «расширение возможностей» могло принести утешение, но это была концепция, которая не слишком увеличивала ваши шансы. Многие, многие люди, которые вдохновляли меня и поступали правильно, умерли от СПИДа так же быстро, как и те, кто сдался в ту минуту, когда им поставили диагноз. Я давно перестал пытаться понять, почему все так вышло.
Люди не стали магическим образом мудрее из-за того, что у них появился опыт жизни с ВИЧ, даже если к ним относились с тем большим почтением, чем ближе они были к смерти. И те, кто были мудаками до того, как заболели, оставались такими же мудаками и после. Болезнь не исправила их личности.
Несмотря ни на что, я все еще испытываю радость. Я больше не позволю ВИЧ/СПИДу украсть ее у меня. Я посвящаю свое время рассказу о том, что с нами тогда произошло, потому что это история стойкости перед лицом великой трагедии, история любви и доброты перед лицом дискриминации и ненависти. В то время как люди говорили, что СПИД — это Божья кара, мы были заняты заботой друг о друге и созданием организаций, чтобы кормить больных, обеспечивать своих жильем, образованием и доступом к исследованиям. Посреди моей умирающей гей-общины мы строили, служили и любили.
Это наследие, которым я невероятно горжусь, это история, которую нужно изучать и помнить.
ВИЧ оказал огромное влияние на человека, которым я стал, но болезнь не определяет меня. Если жизнь с ВИЧ меня чему-то и научила, так это тому, что у всех нас есть свое дерьмо, свои огромные проблемы. Трагедия — это не соревнование. Есть люди, в том числе сейчас читающие этот текст, которые прошли через худшее, уверен в этом. Но пройдя через что-то настолько ужасное, я стал сочувствовать людям, непохожим на меня. Я остро осознаю, что люди проходят через громадные испытания, и часто просто молча.
Если я не могу свой опыт взять и применить для того, чтобы лучше понять, через что прошел кто-то другой, то тогда зачем, черт возьми, все это?»
