На современной гомосексуальной арене, где правят бал великолепные вечеринки, непомерно дорогие каникулы и занятия фитнесом, разговоры о ВИЧ фактически стали синонимом дурного тона. В конце концов, все негативные ассоциации с ВИЧ, казалось бы, остались в далеком прошлом. Мы все знаем страшные истории о череде похорон, которые всего за несколько месяцев уносили жизни половины людей, встречающихся в кафе за поздним воскресным завтраком… но это же когда было. Сейчас во время поздних воскресных завтраков за столиками полно красивых парней, непристойных историй, цветов и неизменно высоких уровней Т-лимфоцитов, независимо от статуса.
Да, за последний два десятка лет жизнь гея стремительно и кардинально поменялась. Успешному 25 летнему гею угроза ВИЧ кажется несовременной; страшилкой, которую можно с легкостью выбросить из головы. Однако из-за этого опасного заблуждения тем больнее стало для меня столкновение с реальностью – тем фактом, что у меня ВИЧ. Я узнал об этом в результате стандартного анализа на ИППП, который я как «социально ответственный» гражданин делаю регулярно. Ну, знаете, это такой анализ, который сдаешь в перерыве между походом в спортзал и ужином в каком-нибудь шикарном закрытом клубе.
Таким я был. Тайлер Карри, 28 лет от роду, начинающий писатель с университетским образованием, социально приспособленный и весьма недурной собой гей. Однако за каких-то 20 минут моя биография изменилась настолько, что теперь начиналась с огромного знака плюса, который стоял даже перед моим именем – или, по крайней мере, так мне казалось. Я никогда и представить себе не мог, что выйду из этой жуткой лаборатории с чем-то помимо подтверждения того, что я по-прежнему разве что не ходячий идеал.
Если не брать в расчет нескольких вечеринок с водкой, я мог с гордостью сказать, что не вписываюсь в шаблоны стандартного гомосексуального поведения. Беспорядочные сексуальные связи были сведены к приемлемому уровню «Секса в большом городе» (скорее Керри, чем Саманта), а использование презервативов было незыблемым правилом. То есть за исключением тех случаев, когда у нас с сексуальным партнером были настоящие крепкие отношения, в этом случае допускался отказ от презервативов, так сказать «лазейка для бойфренда». Однако лазейки имеют неприятное свойство превращаться в трещины. Трещины, в которые можно упасть. По крайней мере, я упал.
Когда я вновь обрел почву под ногами, пусть и не очень устойчивую, я попытался разобраться в том, что мне известно о жизни с ВИЧ. Вот что я знал. Я не умру. В прошлом я встречался с двумя ВИЧ-положительными парнями и знал, что при правильном лечении доктора сейчас (не для протокола, конечно) приравнивают ВИЧ к контролируемому хроническому состоянию, такому, например, как высокое давление. И все равно эти знания находились в той части мозга, которая еще не вполне оправилась от потрясения. Я «знал» много чего, но все равно «чувствовал» я себя так, как будто скоро умру, как будто никогда больше не смогу влюбиться и как будто я подвел свою маму. Потом я почувствовал недоумение, я был сбит с толку. Я вроде знал что к чему, но все равно оказался совершенно не готов к этой ситуации. Почему мы никогда не обсуждали эти темы с родными и друзьями? Почему эта тема была будто бы запретной? И самое главное, почему мне было так страшно?
Поскольку вопрос о немедленной и неизбежной смерти не стоит на повестке дня, чего же тут бояться? Ну, для меня и многих моих знакомых самое страшное – это человек, читающий эту статью. Это стать тухлым золотым яйцом, которое, как в фильме «Чарли и шоколадная фабрика», летит на самое дно мусорного контейнера. Это оглушающий эффект, которое производит слово «ВИЧ», когда ты упоминаешь его в разговоре. Это необходимость снова в чем-то признаваться и надеяться, что дорогие тебе люди не изменят своего к тебе отношения. Самое главное, это вероятность того, что от тебя отвернутся члены твоего круга или, что еще хуже, твоя новая любовь, причем именно в тот момент, когда все, что тебе нужно – это чтобы тебя любили и принимали несмотря ни на что.
Такое ощущение, что в нашем сообществе не принято обсуждать того, что как бы не видно. Только если это не повод посплетничать. Да, обсуждение положительного статуса человека происходит шепотом в самых темных уголках баров и за столиками во время ужина. Оно сопровождается сдержанными вздохами неверия и ужаса, когда стайка парней узнает, что их знакомый симпатичный и «нормальный» с виду парень ВИЧ-положителен. На этом этапе завести отношения с таким парнем означает пойти на определенный риск, но отнюдь не для здоровья. Это страх, что и твое имя начнут трепать, якобы безо всякого злого умысла, все кому не лень.
«Я слышал, что с ним встречается Дэвид. Думаешь, у него тоже это?»
Даже общественной стигмы того, что ты встречаешься с ВИЧ-позитивным, достаточно, чтобы любовное настроение улетучилось без следа.
На самом деле, независимо от ВИЧ-статуса, бояться стоит рискованного поведения и своей неинформированности в этом вопросе. Я встречался как с положительными, так и с отрицательными мужчинами. ВИЧ-положительные парни – по крайней мере, те, что набрались мужества мне об этом сообщить – не представляли никакого вреда для моего здоровья. Хотите верьте, хотите нет, но презервативы и понимание того, как функционирует твой организм – это на удивление надежный способ защиты.
В конце концов, рискуют те, кто не хотят говорить о ВИЧ (сплетни, конечно, в расчет не берутся). Если уж сама мысль о ВИЧ пугает человека, то сдача анализа вообще способна довести до инфаркта. Многие люди, включая меня самого в прошлом, предпочтут избежать неприятного разговора, от которого у всех нас до сих пор бегут мурашки. Но самый большой риск для нашего сообщества представляют попытки избежать проблемного вопроса или спрятать голову в песок.
К сожалению, сейчас как никогда просто избегать этой темы. Такие очевидные признаки болезни, как потеря мышечной массы, проваленные щеки и надутый живот, остались в далеком прошлом. В те времена, когда использовались смеси различных препаратов, дозы были не очень точными, а потому многие физические признаки, связываемые с ВИЧ, были не чем иным, как побочными эффектами первых препаратов. Теперь ситуация совсем иная. Исследования в области лечения ВИЧ достигли такой точности в выделении вируса и воздействии на него, что побочное действие препаратов на организм стало практически несущественным. Мой врач не одобрил бы, если бы я сказал, что оно «полностью устранено».
Избегать какой-либо темы из-за страха не просто невежественно, это еще и неуважительно по отношению к тем, у кого не было возможности бороться за, например, однополые браки. Потом что им приходилось бороться за свои жизни. Это неуважительно по отношению к сотням тысяч мужчин и женщин, которые боролись за лечение и благодаря которым наше сообщество сейчас может позволить себе носить шоры. Наше сообщество не просто выжило, оно процветает. Хотя я горжусь тем, что я гей, с тех самых пор, как объявил об этом в 16 лет, и хотя и на мою долю выпала изрядная доля неприятностей, большая часть трудной работы уже была сделана за меня. Я благодарен тем, кто жил и действовал до меня и дал мне смелость написать слова, которые вы сейчас читаете.
На самом деле, как бы банально это ни звучало, поставленный мне диагноз стал тем призывом к действию, которого я так долго ждал. После первых визитов к врачу и долгих разговоров с друзьями о том, что значит быть инфицированным ВИЧ, я остался лицом к лицу с вопросом: «На самом деле, что это для меня значит?» В определенном смысле, самым страшным в диагнозе ВИЧ оказалось то, что мне впервые за 28 лет пришлось осознать тот факт, что я смертен. Я позволял себе роскошь не думать о смерти. Однако именно это и вернуло меня к жизни.
Я бы и по сей день проводил дни размышляя над пафосными вопросами, которые мы задаем себе в попытках найти цель в жизни. Ощущение собственной смертности поразило меня не потому, что я должен был вскоре умереть. Просто я понял, что умру, будь то завтра или через 60 лет. Я больше не мог в своей наивности растрачивать якобы бесконечную череду дней своей жизни на просмотр «Каникул где-то там», намереваясь написать свое главное творение сразу же по их окончании.
Я начал раздумывать над тем, как и на что я умудрялся терять драгоценные минуты своей жизни. При этих мыслях мне стало плохо, и я понял, что больше не могу жить в полусне. У меня были амбиции и желание что-то сделать в этой жизни, я даже знал, чем хотел заниматься, но в итоге «залипал» на всякой ерунде в социальных сетях.
Ощущение смертности – это просто осознание, что прошедший день уменьшил количество дней твоей жизни. Хотя я, вероятнее всего, завтра не умру, я могу и должен жить лучше уже сегодня. Понимание этого просто факта вносит в жизнь те изменения, которые нужны всем нам.
Будучи ВИЧ-отрицательным, я должен был при всякой возможности обсуждать с друзьями и родными что значит быть ВИЧ-положительным сегодня, причем не только для самого человека с ВИЧ, но я для всех нас. Будучи ВИЧ-положительным, я стараюсь использовать всякую возможность послужить наглядным примером для всех, кому необходим подобный урок. В сообществе геев неприемлемым должно быть невежество, а самым главным правилом должно быть принятие человека таким, какой он есть. Уж мы-то должны это понимать.
Эта статья для меня является способом снять маску и начать диалог. Слишком долго я боялся обсуждать вопрос, который не должен быть таким уж страшным. Бояться нужно страха. Открытый и честный диалог – это самое лучшее лекарство, которое помогает как положительным, так и отрицательным геям отбросить ненужные страхи и замкнутость. Но мы боимся укола иглы с лекарством.
Да здравствуют подобные уколы!
ТАЙЛЕР КАРРИ является составителем рекламных текстов в адвокатской конторе Baron and Budd, расположенной в Далласе, а также автором художественных произведений. Он ведет колонки в нескольких Интернет-изданиях. Twitter: @iamtylercurry или подпишитесь на Facebook.com/tyler.curry.16
По материалам advocate.com
