После этого памятного мартовского вечера мне приходилось плакать еще много раз. Когда я просыпаюсь утром, тяжелым грузом на меня опускается ужасное знание: мой замечательный, остроумный и красивый сын, признавшийся нам три года назад в том, что он гей, заражен ВИЧ
“Едва услышав по телефону голос сына, я инстинктивно поняла, что случилось что-то ужасное. Бен, 18 лет, оставался в нашем семи комнатном доме в Шропшире. Мой муж Джон и я поехали в Лондон, где у нас есть маленькая квартирка. Мы собирались на полковой ужин. Вечер обещал быть удачным. Бен только успел поздороваться со мной, как я сразу же прервала его:
– Что случилось, что такое?
– Ты знаешь, эти анализы, которые я сдавал…
Я поняла немедленно.
– У тебя положительная реакция на ВИЧ, да? – спросила я.
– Да, мам, – ответил он, – Но ты не волнуйся, хорошего тебе вечера.
Мне показалось, что разорвалась бомба и, пока я сидела, разговаривая с Беном, ее осколки медленно падали на меня, на всех нас. Я держалась – до тех пор, пока Бен не положил трубку. А потом зарыдала. Где-то в области солнечного сплетения появилась страшная боль. Я никогда и представить себе не могла, что душевное страдание может быть настолько болезненным физически.
Я не могла идти на ужин, но настояла, чтобы туда пошел Джон. Перед тем как попрощаться с ним, я попросила его купить виски. А потом сидела одна в квартире и плакала, выпила пару стаканов виски. Я чувствовала себя опустошенной, будто Бен уже умер. У меня была с собой его фотография, но я была не в состоянии взглянуть на нее.
После этого памятного мартовского вечера мне приходилось плакать еще много раз. Когда я просыпаюсь утром, тяжелым грузом на меня опускается ужасное знание: мой замечательный, остроумный и красивый сын, признавшийся нам три года назад в том, что он гей, заражен ВИЧ.
Нести этот груз так тяжело еще и потому, что ВИЧ – это клеймо, позор, который невозможно доверить друзьям. Если бы у Бена был рак или любая другая болезнь, я могла бы рассказать об этом окружающим, и их симпатия и понимание были бы безграничны. Но у Бена ВИЧ, а большинство от страха и невежества избегает этой темы.
У нас типичная семья среднего класса. Мы живем в красивом, довольно обеспеченном маленьком городке, регулярно ходим в церковь, у нас широкий круг общения. Мой муж Джон недавно вышел в отставку со званием подполковника, поэтому мои друзья, в основном, военные и их жены.
Двое-трое самых близких друзей очень поддержали меня, но, другие были так шокированы и испуганы, что мне приходилось утешать их и убеждать в том, что они не смогут заразиться ВИЧ. Бен говорит, что это напоминает ему дешевую второсортную короткометражку «Государство зомби», где людей настолько пугает физический контакт, что они с воплями разбегаются друг от друга.
Я перестала рассказывать людям о нашей беде, но не потому, что мне стыдно за Бена. Почему мне должно быть стыдно за него? Нет, у меня просто нет сил бороться с их предрассудками.
Один старый друг сразу же поведал мне, что мы будем в большей безопасности, если я заведу для Бена отдельную посуду. Другой настаивал на том, что я могу заразиться вирусом – при соприкосновении со слезами сына.
Распространено мнение, что “хорошие” мальчики из семей среднего класса не могут заразиться ВИЧ, а если это и случается, то только по причине их необыкновенной беспорядочности в сексуальных связях и редкой нечистоплотности. Увы, я узнала, что ВИЧ не делает скидок ни на социальную принадлежность человека, ни на его прошлое, ни даже на его сексуальную ориентацию. К тому же у Бена никогда не было беспорядочных связей.
Бен до сих пор отказывается говорить о том, как он заразился ВИЧ, но, то немногое, что я знаю, заставило меня предположить, что это случилось прошлой осенью в Италии, где он пережил короткую и страстную влюбленность.
Ужасная ирония заключается в том, что пока мои друзья беспокоились о своих детях-подростках, которые после получения диплома занимались пешим туризмом в Южной Америке, я радовалась тому, что Бен решил потратить год перед поступлением в университет на изучение итальянского языка в Риме.
Однажды Бен слишком увлекся, и мне так жаль его. Кто из нас может честно сказать, что не делал ошибок в юности, не делал глупостей вечером и не просыпался на следующее утро полный сожаления о том, что произошло? Большинству из нас это сходит с рук, но Бену не повезло. У меня разрывается сердце, когда я представляю себе, как он страдает. Я люблю Бена, так же как и его старшую сестру Ливию. Люблю их и всегда буду рядом с ними – как тогда, когда Бен сказал мне, что он гей. Он сначала признался у себя в интернате – что было невероятно смело – а потом сообщил семье и друзьям. Новость не встревожила меня ничуть. Я уже некоторое время подозревала это.
У Бена было мало партнеров. У него была короткая связь до Италии, и, я знала, что они занимались защищенным сексом. Мы были абсолютно открыты относительно его сексуальной ориентации, иногда шутили на этот счет.
По возвращении из Италии, Бен познакомился со своим нынешним бой-френдом, Джеком, 19-летним студентом, изучающим зоологию. В знак зрелости их отношений и обязательств, которые они несут друг перед другом, оба решили пройти медицинское обследование. Хотя Бен упомянул, что там будут и анализы на ВИЧ, никто из нас не обратил на это внимание.
Его телефонный звонок поменял нашу жизнь навсегда. Мой муж не представлял себе, что делать. Ливия обезумела от горя. Бен пытался казаться смелым, но, явно был потрясен и, хотя старался скрыть это от меня, испытывал чувство гнева. Джек тоже был потрясен, но после того, как Бен сообщил новость, он позвонил, чтобы узнать в порядке ли я, что показалось мне очень трогательным.
В дни, последовавшие за ошеломляющей новостью Бена, Джон и я попытались примириться с тем, что означает ВИЧ положительная реакция для дальнейшей жизни Бена. Я порылась в Интернете и связалась с организацией Terrence Higgins Trust, которая занимается профилактикой СПИДа. Их сайт оказался просто великолепным: информативным, полным понимания, участия и поддержки. Я связывалась с ними уже много раз и вступила в эту организацию.
Попытки оценить состояние Бена стали для нас интенсивным курсом по медицинской терминологии. Честно говоря, я старалась избегать информации, которая могла бы огорчить меня – например, о том, что наличие вируса иммунодефицита делает Бена намного более восприимчивым к раку и другим болезням, связанным с состоянием иммунной системы.
Вместо этого я сосредоточилась на числе лимфоцитов CD4+ и на поквартальной вирусной нагрузке Бена. Фактор CD4+ позволяет прогнозировать развитие ВИЧ инфекции на основе данных по количеству клеток белых кровяных телец, которые называются CD4 T-клетки – чем ниже число клеток CD4, тем скорее проявятся признаки болезни. Бен регулярно сдает кровь на анализы, и сейчас его число Т лимфоцитов CD4 растет, а его вирусная нагрузка снижается.
Мы не знаем, как будет развиваться его недуг. Бен убежден, что пройдет еще пять лет, прежде чем ему понадобится принимать антиретровирусные препараты, но может оказаться, что они потребуются ему уже в следующем году – или даже в этом.
Я делала то единственное, что может сделать мать в такой ситуации – пыталась укрепить его иммунную систему с помощью черники и пищевых добавок, давала ему таблетки лактоферрина, которые имеют антивирусные и антибактериальные свойства.
Но Бен все еще подросток и я могу говорить ему все, что угодно, а он все равно будет выпивать, курить и поглощать высококалорийную, вредную еду. Что же, пускай. Было бы ужасно, если бы ВИЧ лишил моего сына тех вещей, которые другие молодые люди принимают как должное.
В сентябре Бен поступил в университет. Он изучает технику киносъемки, хотел бы работать в кино или на телевидении. Отпустить сына из дома мне было очень трудно, но ему нужно прожить свою жизнь, и я знаю, что на самом деле, он достаточно разумный молодой человек. Джек учится в том же университете, и оба так влюблены друг в друга, что я уверена, он присмотрит за Беном.
Когда мой сын узнал, что у него ВИЧ, его первой реакцией было разделить свое знание с миром. Я убедила его остановиться и подумать хорошенько, кому и что говорить. Это слишком большое горе, чтобы делить его с кем-то и нельзя отменить однажды сказанные слова.
Вот поэтому я чувствую себя страшно одинокой. Когда друзья спрашивают меня о семье, я автоматически отвечаю какую-нибудь банальность, хотя на самом деле мне хочется крикнуть им: «Я живу в аду, мой сын умирает». Мне хотелось бы познакомиться с другими родителями, которые оказались в такой же ситуации.
Я надеюсь, что вера в Бога поможет мне пережить этот кошмар. Когда мы узнали, что Бен заражен ВИЧ, мы собрались и помолились вместе. У меня нет чувства, что Бог оставил меня, я чувствую, что нуждаюсь в Нем больше, чем когда-либо.
Разумеется, в конце концов, все мои друзья узнают о том, что случилось с Беном. Я бы очень хотела, чтобы они приняли эту новость с достоинством и смирением.
Надеюсь, мы до сих пор остаемся приятными, хорошими людьми. Мы – обычная семья, которая старается справиться с кошмаром, случившимся с нами».
Все имена и фамилии были изменены.
Источник: The Daily Telegraph, UK, перевод gayclub.ru
