«Сильные женщины сказали пидорам, что нужно помнить две важные вещи о грядущих революциях. Во-первых, нам надерут задницы. Во-вторых, мы победим.
Пидоры знали первое. Надирание задниц пидорам — это проверенный временем вид спорта для мужчин. А вот о втором пидоры не знали. Раньше они никогда не думали о победе. Они даже не знали, что такое победа. Поэтому они спросили сильных женщин, и сильные женщины сказали, что побеждать — это как выживать, только лучше. Когда сильные женщины объяснили, что такое победа, пидоры были удивлены, а затем взволнованы. Пидоры знали о выживании, потому что они всегда им владели, а победа должна была быть просто лучше. Это придавало надиранию задниц совсем другое значение. Когда тебе надирают задницу, а затем ты побеждаешь — это возвышает всё предприятие по совершению революции».
― Ларри Митчелл. Пидоры и их друзья между революциями (Larry Mitchell. The Faggots and Their Friends Between Revolutions, 1977).
Чтение и слушание разнообразного массива информации на тему законодательных инициатив ГосДуры РФ по запрету «пропаганды гомосексуализма» вообще всем, оставили у меня ощущение, что всём этом многоголосье чего-то не хватает. Поэтому, хоть я и зарёкся как можно меньше писать о том, что происходит сейчас в России, я пишу этот текст. С одной стороны, наблюдается закономерный выплеск эмоций: люди выражают свой гнев, страх, ненависть, бессилие – и массу других эмоций. С другой стороны, какие-то эксперты высказывают, на мой взгляд, совершенно нереалистичные мнения, что никакой закон принят не будет и всё, что сейчас делается – это способ отвлечения внимания от реальных проблем: экономического кризиса и войны.
То, что моральная политика и сопровождающие её моральные паники – это лучшее средство переключения внимания – хорошо известно всем. Но это не значит, что сфера, на которую внимание переключается незначима. В этой сфере и для законодателя, и для исполнителя, а затем и для судебных инстанций, достаточно легко производить симулякры, т.е. имитацию бурной деятельности, что неизменно возбуждает сторонников «традиционных ценностей», чтобы это ни значило. Поэтому меня интересует ни сам симулякр-законопроект, но влияние этого симулякра на реальность.
Это как в настоящем религиоведении: исследователей не интересует реальны ли те боги, в которых верят люди, но они исследуют те последствия, какие эта вера привносит в жизнь людей. И вот эти последствия уже вполне реальны и поддаются исследованиям всем арсеналом религиоведческих инструментов. Если чей-то бог побуждает кого-то начать «крестовый поход» против «нетрадиционных ценностей», то нас не интересует этот бог, а интересует какими средствами ведётся этот «крестовый поход» и какие последствия он вызывает для тех, против кого он направлен, а также куда заводит тех, кто в нём принимает участие. Это и есть исследуемая реальность.
К большому сожалению производимые симулякры – как сами моральные паники вокруг законопроекта о запрете «пропаганды гомосексуализма» вообще всем, так и, в конечном итоге, принятый закон – имеют вполне реальные последствия в-первую очередь для ЛГБТ-людей, а также, на разных уровнях, для всего общества.
Поэтому один из вопросов, который сейчас звучит: «Можно ли что-то сделать, чтобы закон не приняли?»
Мой ответ однозначен: Нет, нельзя. Законодатель, а также, тьфу-тьфу-тьфу, не к ночи будет помянут, «гарант конституции», вполне определенно выразили свою политическую волю. Закон о запрете «пропаганды гомосексуализма» вообще всем – будет принят. Сейчас в этом нет никаких сомнений. Он необходим нынешней властной элите. Его функция – в нынешнем контексте – совершенно очевидна. Чего мы сейчас не знаем – в каком виде этот закон будет принят.
Кажется очевидным, что российская власть не собралась устраивать «Ночь длинных ножей» всем «не геям» как в самой ГосДуре, так и в аппарате президента, совете федерации и прочих государственных институциях во всех ветвях власти. Этот закон принимается не для начала открытия сезона массовых репрессий против ЛГБТ во власти или «обычных ЛГБТ», тихо проживающих свою жизнь «в чулане». Однако, чтобы «подогреть» общественное мнение, в топку моральной паники сейчас будут вбрасываться самые различные варианты, включающие и спекуляции о возможности уголовного наказание за «пропаганду», и о возвращении уголовной статьи за «мужеложство» как таковое. В конечном итоге, это необходимо для того, чтобы принять какой-то срединный законопроект – максимально абстрактный в своих формулировках в разделе содержания правонарушения, – но, тем не менее, предусматривающий вполне конкретные наказания в разделе санкций. Чтобы, как говорится, «и нашим, и вашим»: чтобы и отвлечь внимание от войны и экономических проблем, и чтобы удовлетворить поборников «традиционных ценностей, но, и чтобы, в конечном итоге, даже противники этого закона, после его принятия, могли бы вздохнуть с облегчением: «Ну, хотя бы сажать не будут!» Именно так развивались события и в 2013-м году.
Поэтому если кто-то сейчас строит свою работу с целью воспрепятствовать принятию этого закона, то он, безусловно, потерпит поражение, поскольку изначально выбрал нереалистичную цель. И если этот кто-то ещё и мобилизует народные массы под эту цель, то он будет ответственен за фрустрацию этих масс и утрату этими массами доверия тем политическим инструментам, которые выбраны для этой кампании. К сожалению, значительная часть активистов, которые сейчас призывают к каким-то активным действиям, находятся в состоянии эмоциональной турбулентности, поэтому их действия сейчас также могут эмоционально раскачивать ЛГБТ-людей и союзников, но не приводить к каким-то реальным позитивным последствиям. Наоборот, их действия могут использоваться государственной пропагандой и законодателем в качестве примеров, которые будут вбрасываться в информационный поток моральной паники, как обоснование необходимости принятия этого закона.
Действенность общественных кампаний и политическая воля
В 2013-м году ЛГБТ-движение в России было на подъёме, само российское общество качественно было другим, Россия не вела войну в соседней стране и была вполне интегрирована как в мировую экономику, так и в международную систему защиты прав человека. Поэтому тактики, которые использовались в качестве противодействия принятию закона о запрете пропаганды в начале на региональном, а затем и федеральном уровнях в 2011-2013-х года были иными.
Я могу только судить из точки своего знания, пытаясь осознавать своё незнание. С января 2010-го по январь 2013-го я работал в Российской ЛГБТ-сети в должности «Менеджер по национальной адвокации», поэтому планирование и координирование некоторых ответных действий на законодательные инициативы того периода было моей прямой обязанностью. Практически все силы организации тогда были брошено на это. В ответных действиях на инициативу законодателя принимали участие тысячи людей во многих регионах России и за рубежом. Это были одни из самых продуктивных – по количеству мобилизованных людей – кампаний за всю историю ЛГБТ-движения в России. И в этой мобилизации принимали участие как ЛГБТ-организации и инициативы, так и широкий спектр других организаций и инициатив российского гражданского общества. Люди подписывали петиции, выходили на публичные уличные акции, писали письма региональным и федеральным депутатам, эксперты проводили круглые столы, экспертизу законопроектов и писали экспертные заключения. Неподконтрольные государству СМИ беспристрастно, используя корректную лексику, освещали происходившее. Многие публичные деятели высказывались против принятия данного законопроекта. Велась работа с аппаратами уполномоченных по правам человека: и если на региональном уровне в части регионов эта работа была вполне успешной, то на федеральном уровне это оказалось совершенно бесполезно. Правозащитные организации обращались к международным организациям и получали заявления от них, включая, например, заявление Комиссара по Правам Человека Совета Европы Томаса Хаммерберга. После принятия региональных законов были инициированы судебные дела по их оспариванию… У нас был широкий арсенал средств и ограниченные ресурсы (на столько ограниченны, что сайт, освещавший кампанию мне приходилось собственноручно создавать на бесплатной платформе вордпресс).
Мы задействовали все классические инструменты социальных кампаний. Чего у нас не было – непосредственного доступа к государственному телу. В отличие от православных и некоторых протестантских лоббистов, по неведомым для меня причинам ЛГБТ-активисты никогда не посещали «общественные слушания» на федеральном уровне. У ЛГБТ-активистов не было доступа, даже опосредованного к лицам, принимающим решения, поэтому, опять же, в отличие от консервативных лоббистов, для нас была недоступна кулуарная работа. Вся переписка с региональными, а затем с федеральными депутатами, когда с нашей стороны мы направляли экспертные заключения, а в ответ получали совершенно пустые отписки, показала мне полную бесполезность этого инструмента коммуникации с законодательной властью. Я могу только строить предположения, что внутри законодательных институций должны были вестись какие-то собственные дискуссии о реальном содержании закона, поскольку, как мы знаем, его окончательная редакция отличается от того, что было предложено к первому чтению – и в частности, в отличие от региональных законов, из текста федерального исчезло упоминание «гомосексуализма», который заменили на абсурдный и бессодержательный неологизм «нетрадиционные сексуальные отношения».
Иными словами, несмотря на всё разнообразие задействованных противниками законопроекта средств, тактик и методов – ничего не сработало: закон о «запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений несовершеннолетним» был принят. И принят он был постольку, поскольку политическая воля изначально была направлена на принятие этого закона. Этот закон был необходим властной элите, и законодатель просто обслуживал интересы своих настоящих хозяев. И в этом аналогичность исторических моментов тогда и сейчас.
Я уже слышу закономерный вопрос: «Но если закон всё равно будет принят, что же делать?»
И мой ответ будет подобен ответу Гусеницы из сказки Кэрролла. В начале на вопрос Алисы: «Куда мне отсюда идти?», Гусеница уточняет: «А куда ты хочешь попасть?». И услышав ответ Алисы: «А мне все равно, только бы попасть куда-нибудь», отвечает: «Тогда все равно куда идти. Куда-нибудь ты обязательно попадешь». В том смысле, что для того, чтобы что-то делать, необходимо определиться с целью того, зачем это делать.
Если основная цель просто выплеснуть свои эмоции, то совершенно безразлично, что человек будет делать – если выплёскивание им эмоций будет осуществлено им безопасным, для него самого и окружающих, образом. Безопасно и с точки зрения действующего законодательства. Поэтому я не думаю, что выход на какие-либо публичные акции в существующем правовом и правоприменительном контексте – это хорошее средство для выплеска эмоций. Хотя если человек действительно считает, что готов встретиться полицейским насилием, платить штрафы и отбывать административный арест, а затем и уголовный срок, то никто не вправе его от этого останавливать. Хотя я лично считаю, что подобный агонистический активизм – это игра в поддавки с тем режимом, который мечтает тебя заставить замолчать и, в пределе, уничтожить. Ты умираешь или в тюрьме – а режим продолжает существовать. И даже если ты стал героем у оппозиции, на устойчивость и существование режима, это ни оказало никакого влияния. Поэтому, на мой взгляд, остаться живым, сохранным, свободным и имеющим возможность говорить – куда более субверсивный акт по отношению к этому режиму.
В российском контексте я очень давно не верю в силу публичных петиций, поэтому также давно никого не призываю их подписывать. Этот метод уже давно ни на что ни влияет, но создаёт ложную надежду: «А вдруг случится чудо и вот эта самая петиция на что-то повлияет». Конечно, эта вера сродни вере в деда мороза и, если кому-то она помогает, хорошо. Но, всё-таки, большинство детей очень болезненно переживают крушение веры в сказочного старика, приносящего им подарки.
Также у меня нет никаких оснований полагаться на действенность написания писем каким-либо депутатам или в профильные комитеты ГосДуры. ГосДура – выполняет заказ властной элиты. ГосДуру не интересует реальное мнение «электората», поскольку большая часть депутатов оказались в ней не благодаря честным выборам, а благодаря фальсификациям на выборах, поскольку их нахождение в её составе выгодно этой властной элите. Поэтому, опять же, если цель письма просто спустить пар, выразить свой гнев и фрустрацию, т.е. сугубо терапевтическая, то лично вам это письмо может принести целительный эффект. Но на реальный законотворческий процесс ваше письмо не окажет никакого влияния. Депутат, с большой вероятностью, его даже не прочитает – вы получите бессодержательный ответ от какого-нибудь его помощника. И на этом всё. Не зависимо от того, какие аргументы вы будете приводить в своём письме – они будут просто проигнорированы. Есть ещё один момент: направляя своё письмо депутату вы – хотите вы того или нет – легитимируете его депутатство и те фальсификации на выборах, в результате которых он оказался в депутатском кресле.
В как никогда актуальной сейчас (см. например, эссе Бориса Грозовского «Человек, придумавший путинизм») сатирической антиутопии Владимира Войновича «Москва 2042», написанной им в 1986 году, он описывает гениальное изобретение: «БЕЗБУМЛИТ» – безбумажную литературу – компьютер, в который пишется абсолютно всё, в том числе нечто протестное. И пишется это всё при видимой поддержке режима. Однако по факту оказывается, что никакого компьютера в реальности нет, и всё что пишется, на самом деле ни в какой компьютер не записывается. И, фактически, режим, таким образом, просто дал недовольным инструмент, создающий у них иллюзию, что они якобы свободно выражают своё мнение, но в реальности это просто способ канализации протестного потенциала, что позволяет сбросить недовольным нервно-психическое напряжение, и в реальности не приводит ни к каким изменениям. Можно было бы сказать, что сейчас таким БЕЗБУМЛИТОМ оказались интернет-блоги и социальные сети. Но, нет. Поскольку, всё-таки, и то, и другое оказывает некоторое влияние на реальность, поэтому власть продолжает устанавливать интернет-цензуру. А, вот, письма депутатам, как мне кажется, вполне таким БЕЗБУМЛИТОМ сейчас и оказались. И, в отличие от советского союза, пока факт написание подобных писем действительно не используется против их авторов.
Российская федерация живёт в режиме оккупации со стороны преступного политического режима. Эта оккупация не произошла в одночасье вследствие военного переворота, но она стала результатом ползучего распространения, словно раковая опухоль, токсичного сплава коррупции, советского ресентимента, православно-имперского национал-традиционализма, постмодернисткой дуговщины, мирсистемной фирсофщины, аффилированности с ФСБ и высочайшего уровня цинизма. Это не диктатура отдельно взятого «деда в бункере», но эрозия всей государственной системы на всех её уровнях, обслуживающей интересы определённых властных элит. И, да, среди этих властных элит, несомненно, присутствуют и какие-то ЛГБТ-люди, в том числе в «стеклянных чуланах». Но если вы не часть этих элит, этих внутривластных кланов, то, чтобы вы ни делали, пытаясь как-то воздействовать на них, ваши действия обречены лишь на то, чтобы быть направленными исключительно на ваше самооправдание: «Я делаю всё, что могу». И ничего, кроме фрустрации, депрессии, выгорания и признания собственного бессилия, в конечном итоге, эти действия не принесут.
Поэтому сейчас вопрос не столько в тех инструментах, которые используются или не используются, но в тех целях, в тех мишенях, которые провозглашаются в качестве значимых в условиях развернувшейся моральной паники вокруг принятия этого закона и его неизбежного принятия, ослабленного российского ЛГБТ-движения, экономического кризиса и войны с Украиной. Симуляция публичной политики, которую так успешно продуцирует и навязывает государственный режим, может очаровывать и привлекать особенно тех, кто готов пуститься в борьбу и тех, кто готов к самопожертвованию ради высших идеалов. Эта симуляция, как и любой перформанс, притягательна. Режиму нужны те, кто с ним будет бороться – это часть игры направленной на укрепление режима. И оказавшись в этой игре очень непросто из неё выйти, поскольку срабатывает когнитивное искажение под названием «ловушка невозвратных затрат» (sunk cost fallacy): чем больше во что-то вложено ресурсов, тем сложнее признать дальнейшую бесполезность каких-либо действий, в результате действия могут быть продолжены и как итог происходит ещё большая потеря ресурсов при незначительной или отрицательной выгоде.
Не поддаваться на моральные паники и укреплять горизонтальные связи
Любая моральная паника эксплуатирует эмоции – в этом её природа. И неизвестность, в данном случае того, какой именно закон будет принят, – пугает. Это естественно и нормально, оказавшись в репрессивном контексте, когда на тебя воздействуют инструменты государственной гомофобной информационно-психологической пропаганды, испытывать сложный комплекс чувств включая страх, гнев, ярость, тревогу, фрустрацию и массу других чувств. И это нормально, наоборот, не чувствовать никаких чувств, эмоционально отключаться, потому что не в состоянии выносить всех этих нахлынувших на тебя эмоций. Собственно, именно на это и рассчитаны моральные паники – выбить людей из равновесия, невротизировать их. И какими бы навыками информационной психогигиены человек не обладал, встречаясь с целенаправленным воздействием, которое бьёт по болевым для человека темам, это естественно реагировать на это воздействие.
Наиболее уязвимы к информационно-психологическим атакам оказываются те люди, которые вынуждены переживать это воздействие в одиночестве, изолированно. А более адаптивными к этим атакам оказываются те, у кого есть возможность корегуляции с другими людьми: в общении с психологом, на группах взаимоподдержки, в тех сообществах, где стремятся практиковать более здоровые – менее токсичное и более бережное по отношению друг к другу, – общению. Признание и называние своих чувств, или своей неспособности чувствовать, в безопасной обстановке среди других людей, возвращает собственную субъектность. Главное, чтобы групповая динамика была ориентирована на укрепление жизнестойкости, а не способствовала массовой ретравматизации, распространению чувства безнадёжности и повышение психической уязвимости. Такую же функцию может играть и он-лайн общение, он-лайн сообщества, он-лайн группы и чаты, если они функционируют по тем же принципам информационно-психологической гигиены и взаимной заботы.
В условиях, когда индивидуальные и коллективные ресурсы – эмоциональные, интеллектуальные и все прочие, – крайне ограниченны, категорически важно не вовлекаться в бесполезные активности. И к ним, на мой взгляд, в данный момент относятся любые попытки коммуникации с государственной властью. Но что действительно сейчас важно: продолжать укреплять горизонтальные связи, простраивать сети взаимоподдержки, укреплять психическую жизнестойкость как собственную, так и сообщества. У российских ЛГБТ-сообществ есть множество сильных сторон – и усиление этих сильных сторон – первоочередная мишень для работы тех, кого российская власть вынуждает всё больше и больше уходить в подполье.
Сопротивление из подполья – это совсем не тоже самое, что жизнь в чулане. Парадоксально, но именно активное подполье создаёт важнейшие предпосылки для роста самосознания и осознанности. И это ярко демонстрируют многие другие движения: и антифашистское сопротивление в различных регионах, и польское движение «Солидарность», и советское движение диссидентов. Политический гетеросексизм сколько угодно может стирать сексуально-гендерных диссидентов из публичного пространства, но вся история доказывает, что и будучи невидимыми для внешнего взгляда, ЛГБТ-люди не только выживали индивидуально, но и создавали устойчивые и сильные сообщества, способные жить, развиваться, поддерживать своих членов и творить прекрасную культуру, в которой они проговаривали свой опыт.
Активизм – это привнесение изменений в повседневную реальность собственной жизни здесь и теперь. И именно такой действенной силой этих изменений является поддерживающее сообщество особенно в контексте, когда условием выживания каждого является единство сообщества. Единство не означает одинаковость, но подразумевает принятие и терпимость к разнообразию внутри сообщества. И признание разнообразия – действительная ценность сообществ сексуально-гендерных диссидентов. Цикличность репрессивности по отношению к сексуально-гендерным диссидентам со стороны политического гетеросексизма – исторический факт. Но это не означает окончательной победы принудительной гетеросексуальности и гетеросексизма. Однополая любовь и сексуально-гендерное разнообразие словно стойкие цветы пробивались и набирали силу даже через асфальт самых жёстких гетеросексистских репрессивных режимов.
Тимофей В. Созаев
Автор тг-канала Заметки на полях
Текст о пропаганде который был написан в 2019 году: Насилующее Государство – Изнасилованное Сообщество: шесть лет закону о запрете гомопропаганды
