Как гомосексуальный вице-консул Франции в Санкт-Петербурге после раскрытия своего инкогнито стал борцом за права угнетённых
Тема аутинга остаётся одной из самых неоднозначных. Кто-то считает такой поступок заведомо аморальным, кто-то — допустимым в отношении негодяев вроде негея Вячеслава Володина. Чаще всего аутинг используют как медийное оружие, способное разрушить кареру и испортить биографию. Совсем недавно актёр Алексей Панин поступил так в отношении парочки российских селебрити. И тут мы нашли историю 116-летней давности с весьма необычными последствиями и, как ни удивительно, благополучным исходом.
Окрылённый
Обложка повести «Крылья», художник Николай Петрович Феофилактов
Начало прошлого века. В газете «Русь» вышел разгромный фельетон Владимира Боцяновскиого «В алькове г. Кузмина». Там автор критикует повести «Крылья» и «Картонный домик» гомосексуального писателя Михаила Кузмина. Первую мы уже разбирали в контексте педерастии как традиционной ценности. Вторая куда более графична, чем «Крылья» и основана на реальной истории отношений Кузмина с художником Сергеем Судейкиным в 1906 году. «Альков» в названии статьи Боцяновского — намёк на бордель. Он заявляет:
«Несомненно, что блудливая похоть наших беллетристов — простой рикошет западноевропейской литературы».
В ответ на свою статью Боцяновский был завален письмами от защитников Кузмина в частности и гомосексуальности в общем. Тогда Владимир Феофилович поступил как настоящий ютьюбер: записал видео с реакцией на комментарии подписчиков. То есть, опубликовал статью «О греческой любви» 2 июля всё в той же «Руси». Здесь он посчитал допустимым назвать одного из корреспондентов:
«У него <Кузмина> оказывается не мало поклонников. Я получил целый ряд писем, авторы которых меня упрекают за то, что я недостаточно оценил новый chef d’oeuvre <шедевр — франц.>, за то, что я приложил в своей статье старую буржуазную мерку к новым течениям в русской жизни. <…> Приведу одно из наиболее обоснованных писем, автор которого Marcel Thellier (вероятно, псевдоним) обнаруживает весьма серьезную эрудицию в этой области и горячее других ополчается на защиту новой повести Кузмина».
Через два дня, 4 июля, Вальтер Фёдорович Нувель, близкий друг Кузмина, написал Михаилу следующее (фрагмент):
«Дорогой друг,
Не писал Вам, ожидая письма от Вас. С любопытством замечаю, что каждый день во всех почти газетах упоминается Ваше имя. Vous faites parler de Vous, diable!! <О тебе говорит весь город, дьявол! — франц.> Между прочим, Marcel Thellier — вовсе не псевдоним, а подлинное имя здешнего французского вице-консула (отчаянной тётки), хорошо владеющего русским языком. Боцяновский оказал ему хорошую услугу, раскрыв его инкогнито!!».
Письмо дошло до адресата на следующий день, читаем в его дневнике:
«Письмо от верного Renouveau; оказывается, Marcel Thellier, вступившийся за меня, — франц<узский> вице-консул в Петербурге».
В адресной и справочной книге «Весь Петербург» за 1907 год вице-консулом Франции значится Феликс Телье-Маттей. Значит, «Марсель Телье», всё-таки, отчасти псевдоним. В 1906 году Телье служил канцлером в канцелярии консульства Франции, проживал в Санкт-Петербурге по адресу Литейный, 15. Аутинг едва не разрушил его карьеру. Во всяком случае, в течение нескольких месяцев утончённый француз покинул негостеприимную Россию, затем, через пару лет, вернулся, но лишь на год. А потом уехал навсегда..
За бугром
Заглавие отчёта
В следующий раз Марсель Телье фигурирует в ежемесячном отчёте Научно-гуманитарного Комитета от 1 ноября 1907. Научно-гуманитарный Комитет — организация немецкого сексолога Магнуса Хиршфельда, занимавшаяся борьбой за права ЛГБТ и женщин. В 1920-е года Марсель Телье даже станет одним из председателей Комитета. В этом отчёте рассказывается об аутинге Телье и приводится доклад, который читал француз:
«Что ж, слово принадлежит Марселю Телье: подобное поведение по отношению к такому глубокому психологическому вопросу, как греческая любовь, появившееся в нашей литературе, по меньшей мере, следует назвать легкомысленным. Объяснять его появление невежеством и деморализацией — чисто обывательское освещение вопроса. Героические подвиги бессмертных воинов Леонида, Гармодия, Аристогитона были совершены последователями этой любви. И разве не Платон в своем бессмертной «Симпозиуме» провозглашает эту любовь истинной? Кому посвящены самые прекрасные сонеты Шекспира? О какой любви пел несравненный германский лирик Платен? Читал ли господин Б<оцяновский> письма Рих. Вагнера к матери о его любви к юному королю Баварии Людвигу II? А сексуальная жизнь таких творцов вечной красоты, как Микель-Анджело, Байрон, Шопен, Чайковский, Апухтин? Понятно, что тайны сексуальных отношений скрыты не в нецеломудренной страсти наших беллетристов, а гораздо глубже; если современное общество называет эту любовь аномальной, то не следует забывать, что наша нынешняя земная жизнь — это макрокосм, состоящий из множества микрокосмов аномалий; литература же призвана освещать все стороны жизни и представлять ее целиком. Вопрос о греческой любви является для нас вопрос жизни и потому вполне созрел для литературы. Зарубежная литература занимается этим вопросом уже давно. Великолепные труды Нумы Нуманция, де Жу дают нам далеко идущее освещение этой интересной темы. А какой святой чистотой дышит история взаимной любви двух мальчиков-юношей, написанная талантливым французским писателем Эссебаком? Его «Деде» — идеал духовной красоты, это бессмертный шедевр новой французской литературы. А в нашей стране эта книга запрещена. Людей очень волнует наша нравственность. Неужели мы дойдем до той гиперморали англичан, которой они уничтожили свой последний великий талант — О. Уайльда. Какое лицемерие, какая жестокость! Однополая любовь существует в жизни, поэтому она должна занять свое место и в литературе, и появление ее в литературе должно объясняться не безнравственностью, а правдой жизни. Другой вопрос — эстетическая оценка литературного произведения, но прежде чем подходить к нему, необходимо изучить психологию и историю самого вопроса, не забывать, что понятие «мораль» в сексуальных отношениях еще очень туманно, что вопрос о сексуальных аномалиях еще ждет своего ответа. Но обновляющееся российское общество может только радостно приветствовать появление в нашей литературе важных психологических проблем».
Псевдоним
Обложка романа «Деде»
«Деде» Эссебака Марсель Телье упоминает не просто так: скорее всего, именно из этого романа 1901 года он и взял свой псевдоним. Приведём аннотацию, данную на французской Википедии:
«Повествователь Марсель Телье, взрослый тридцатилетний человек, рассказывает о том, как он восхищается красотой своего друга Андре Далио, ласково называемого Деде, с момента их знакомства в четырнадцать лет в религиозном заведении, где они оба были пансионерами, и до смерти Деде в шестнадцать лет (возраст, в котором умер святой Тарсизий). Эта история составляет основу романа (главы с 1 по 35).
Пятнадцать лет спустя Марсель, преследуемый воспоминаниями о Деде, едет в Верону, чтобы посетить могилу последнего, и рассказывает о своем разочаровании тем, что нигде в городе не упоминается Андре Далио (гл. 36). Проезжая по Венеции, он встречает белокурого, красивого подростка, похожего на Деде, гондольера, которого тоже зовут Андре. Но Марсель отказывается испытать с этим новым Андре то, что он мог бы испытать с Деде, и роман заканчивается фантасмагорическим воскрешением множества подростков, умерших, не познав любви (гл. 37)».
Книга стала культовой, в честь неё даже был назван «ночной бар для джентльменов» (гей-бар, попросту говоря) в Берлине, на углу Бюловштрассе и Фробенштрассе.
А был ли Феликс?
На сайте, посвящённом Магнусу Хиршфельду и его деятельности, изложена такая версия: роман «Деде» автобиографичен, и под именем Марселя Телье выведен сам автор, Ахилл (Ашиль) Эссебак, настоящее имя Вудкок Ахилл. Из этого сделано предположение, что реальный Марсель Телье, читавший доклад в 1907 году в Научно-гуманитарном Комитете и бывший его председателем в 1920-х — это и есть Эссебак. Мы же с этой версией не согласны, хотя бы потому, что Ахилл Эссебак не был вице-консулом Франции в Санкт-Петербурге в 1907 году, в отличие от Феликса Телье.
Дальнейшая карьера
Карьера Феликса Телье-Маттея как дипломата не была разрушена аутингом. 24 сентября 1921 года он был подтвержден как консул Франции в Тринидаде. К 1923 году году Телье был понижен до вице-консула, но в 1925 году повышен обратно. В «The Foreign Office List and Diplomatic and Consular Year Book for 1925» узнаем его полное имя, указанное, почему-то, без двойной фамилии: Francois Louis Fе́lix Tellier.
В том же году наш герой меняет место службы. Уже 12 октября 1925 года Félix Tellier Matei, генеральный консул Франции в Мехико, был в числе открывающих Национального Университета Гвадалахары, представляя Парижский университет. Именно в Мексике Телье сможет сыграть важную роль в защите прав угнетённых.
Обложка книги «The Mexican Mahjar: Transnational Maronites, Jews, and Arabs under the French Mandate»
Мигрантский кризис
Феликс Телье поучаствовал в урегулировании положения маджар в Мексике в 1926 году, о котором написано Камилой Пастор в «The Mexican Mahjar: Transnational Maronites, Jews, and Arabs under the French Mandate». Маджары – движение эмиграции арабской (ливанской, сирийской и палестинской) творческой интеллигенции из Османской Империи в 1900 – 1910-х годах в Америки. Многие из них осели в Мексике. И их легальное положение оказалось очень неоднозначным после развала Империи, разбиения территорий на Турецкую республику (преемник Империи), мандаты Великобритании (Палестина, Иордания и Ирак) и Франции (Сирия и Ливан) и ряд независимых государств. После окончательного урегулирования территорий в 1923 году Лозаннским мирным договором было принято условие: все, проживающие на территории Ливана, Сирии, Джебель-Друза и Джебель-Алави, автоматически приобретали гражданство места своего проживания, а желающие быть зарегистрированными как граждане Турции должны были подать соответствующую просьбу. С эмигрантами всё было с точностью до наоборот: все желающие получить ливанское и сирийское гражданство должны были своевременно зарегистрироваться во французских консульствах, иначе они автоматически считались турками. А французская протекция имела ряд приятных бонусов, среди которых выдача проездных документов во французских консульствах.
Французское консульство разместило агитацию в мейнстримной мексиканской прессе и региональных газетах и во французском колониальном издании «Франко-мексиканский курьер». Также в 1924 году консулы наняли переводчика на арабский, с его помощью объявления были опубликованы и в маджарской прессе. В Веракрусе Сирийско-Ливанский союз помог напечатать объявление на двух языках: арабском и испанском.
Но, несмотря на активную агитацию, регистрация проходила медленно. Одной из причин тому была несколько старомодный колониальный стиль обращения консульства: «регистрация необходима для того, чтобы мандатная власть знала людей, имеющих отношение к ее власти и желающих в будущем воспользоваться ее защитой» – консул в Веракрусе Рауль Спиталье.
Другой причиной была бюрократическая путаница: многие эмигранты не знали языков, на которых они должны были заполнять документы. По словам Антонио Летайфа, часть консульского персонала относилась с пренебрежением к маджарам и не хотели тратить время на помощь им в заполнении документов. Летайф в своей газете «Аль-Хаватер» активно освещал кризис, причём делал это весьма провокационно и агрессивно. Наравне с жалобами на высокие регистрационные сборы он публиковал заявления, что «мигрантов регистрируют как сирийцев-ливанцев, лишая их законного ливанского гражданства и обманом заставляя принять сирийское», также «всех, кто не умеет читать по-французски, предупреждали, чтобы они остерегались и обязательно поручали кому-нибудь из доверенных лиц проверить правильность их регистрации». Консульские службы вместе с нанятым ими переводчиком «обвинялись в отказе в выдаче проездных документов и пренебрежительном отношении даже к ливанским журналистам».
Отчасти ярость Летайфа объясняется тем, что консульство выбрало для публикации призывов к регистрации его конкурента, газету «Аль-Гурбал». И это сомнительное поведение лидера мнений тоже повлияло на медленную и слабую регистрацию. Также этому способствовала «сирийско-ливанской апатия в административных делах» — консул Телье. Спиталье сообщил, что еще одной проблемой были настроения в обществе: «Наши протеже, как хорошие восточные люди, обычно с недоверием относятся к каждому новому знаку заботы в их адрес, и многие из них полагают, что, подписав заявление о выборе, они подписывают свое присоединение к Франции». Назывались и другие причины. так или иначе, маджары оказались бесправным меньшинством, загнанным в угол. Лишь немногие из них подписывали договор о регистрации.
Для дипломатов кризис обострился, когда был заключён договор о дружбе между Турцией и Мексикой. Ведь теперь турецкое представительство технически будет нести ответственность за всех сирийцев и ливанцев, не зарегистрировавшихся во французском консульстве. В связи с этими рисками Бриан посоветовал чрезвычайному посланнику и полномочному министру Жану Перье «поддержать моральное влияние Франции на основную часть сирийско-ливанской колонии и убедиться, что французская защита тех, кто зарегистрировался, остается вне всяких сомнений». Уже в августе 1927 года Перье «уполномочил консула в Веракрусе Рауля Спиталье выдавать паспорта сирийцам и ливанцам, не прошедшим регистрацию, при условии, что они сделали это добросовестно, что он знает их порядочность и что они не имеют репутации враждебных мандату». Причём регистрировались не только сирийцы и ливанцы, но и евреи из Смирны и Стамбула. Весь этот комплекс мер помог урегулировать кризис.
Будучи генконсулом в Мехико, Феликс Телье сыграл свою важную роль в разрешении маджарского кризиса, за что стал кавалером Ордена Почётного легиона. 7 июля 1928 он был назначен поверенным в делах Жана Перье. О дальнейшей жизни нашего героя ничего не известно.
Послесловие. Ложный след
В Канаде мы нашли полного тёзку нашего героя — тоже Феликса Телье. В «Journal Le Canada» от 16 мая 1907 года читаем, что 14 мая 1907 года 35-летний Феликс Телье, подозревая свою жену Мари в неверности, нанёс ей семь ножевых ранений семидюймовым (17,78 см) ножом. После совершения преступления он попытался броситься под колеса поезда, а в камере попытался повеситься. В статье сказано, что Телье прожил с женой в браке 11 лет, что домашнее насилие было регулярным в их семье. Также сказано, что этот Телье уже не раз сидел в тюрьме за воровство. Ещё узнаём, что Феликс Телье с женой — жители деревни Стенфолде, что около Викториавилла, Квебек, Канада. А в «Le Soleil» от 16 февраля 1939 читаем, что в том же Викториавилле состоялись похороны Альбера Буше, на которых присутствовали Феликс Телье и его жена Медора, сестра покойного.
Почему же мы считаем, что этот Феликс Телье — тёзка интересующего нас персонажа, а не он сам? Вряд ли человека с реальными тюремными сроками за спиной допустили бы до высоких дипломатических постов. Нападение Телье на жену случилось в 1907 году в Канаде, когда наш Феликс был вице-консулом Франции в Санкт-Петербурге, где постоянно проживал на тот момент. А Телье-абьюзер в это время жил в канадской деревеньке.
***
Мы пронаблюдали аутинг и его последствия: подвергнутый аутингу высокопоставленный дипломат стал борцом за права ЛГБТ-сообщества. Мы не имеем права говорить, что такая реакция на аутинг единственно правильная. И не должны ожидать такого от всех, кто стал жертвой аутинга, ведь аутинг сам по себе — практика недостойная и низкая. Однако, реакция Телье вызывает уважение, поэтому мы и посчитали важным показать вам её. Может быть это даст кому-нибудь почву для размышлений.
Текст: Лев Соколинский.
