Рассказываем истории русскоговорящих ЛГБТК-людей, эмигрировавших в другие страны
“Парни ПЛЮС” продолжают публиковать истории русскоговорящих ЛГБТК-людей, которые приняли решение эмигрировать в другие страны из-за войны и гомофобии. Интервью были взяты в рамках проекта «ИСХОДники».
Дмитрий — молодой учёный, закончивший МГУ и уехавший в Бельгию уже больше пяти лет назад. Сейчас он получает вторую специальность в области искусственного интеллекта. В интервью он поделился своим мнением про моногамность, патриархальные стереотипы и рассказал, как влияет религия на жизнь гомосексуального мужчины.
Кстати, а вы знаете зачем нужны протесты россиян за границей? А наш герой знает! Читайте историю Дмитрия ниже.
Расскажите, пожалуйста, о себе.
Меня зовут Дмитрий. Я родился в Москве, вырос и прожил большую часть тоже в Москве. В Москве поступил в МГУ на химический факультет, когда мне было 17 лет, проучился там 6 лет. Когда поступил, уже была мысль, что уеду за рубеж, потому что мне так будет лучше во многих отношениях: как в личном плане, так и в карьерном. К счастью, у меня удалось это сделать.
Переехал в Бельгию больше 5 лет назад, потому что поступил в аспирантуру. Закончил её чуть больше года назад. В аспирантуре занимался тоже физической химией. Поработал какое-то время в университете как исследователь. Сейчас поступил в магистратуру на 1 год, делаю мастер в искусственном интеллекте, потому что меняю свой карьерный путь.
Почему именно искусственный интеллект?
Для меня это не было каким-то кардинальным разворотом. Я много лет увлекаюсь программированием, мне это интересно. Пытался использовать это в своей работе, где-то делать обработку данных более эффективной.
Когда я только закончил аспирантуру, то искал работу и хотел делать что-то на стыке химии и технологического процесса, что-то связанное с компьютерными технологиями. Но это немного нишево, туда сложно попасть без опыта или образования в IT, поэтому я решил пойти в магистратуру – мне порекомендовали так сделать. Я думаю, что это сильно мне поможет, скоро стажировка: искусственный интеллект в сфере вакцин.
Есть ли что-то, что пугает вас в сфере развития искусственного интеллекта?
Я начал заниматься этим довольно недавно. Для меня это все жутко интересно, поэтому я много читаю на эту тему и размышлял об этом.
Честно говоря, я думаю, что будет много не самых положительных эффектов на наше будущее, на будущее человечества в целом. Я сам к этому относительно скептически настроен, в плане радужных перспектив.
Я вижу, что люди, которые этим занимаются много лет, они тоже во многом тоже не оптимистично настроены. Почему? В принципе, искусственный интеллект на данный момент это просто технология. Любая технология не может быть ни плохой, ни хорошей – это инструмент. Все зависит от того, как люди будут его применять.
Как сейчас это на нас отразится? В первую очередь самым главным риском является то, что очень много работ исчезнет, уже сейчас много работ исчезает и этот темп только усиливается. Наверняка, многие видели и пользовались Chat GPT. Это бот который может заменять многих людей в плане работы. Когда люди останутся без работы, какой у них будет источник дохода?
В конечном счете все это сводится к тому, как работает капитализм. Есть наемные работники, есть собственники производства. Такой фреймворк, который еще Карл Маркс описывал. Получается, те, у кого есть деньги, будут становиться еще богаче, потому что они могут уволить людей, они могут заменить их роботами и искусственным интеллектом.
Почему, если даже тех, кто занимается исследованиями в области искусственного интеллекта, пугают какие-то перспективы, которые с этим связаны, почему наука не может сделать какой-то другой поворот? Если мы понимаем, что последствия применения технологий могут иметь отрицательный эффект, почему мы не можем отказаться от них? Почему человек становится рабом прогресса?
Технология сама по себе не плохая. Она может улучшить качество жизни людей по всей планете очень сильно. В принципе, остановить этот процесс невозможно. Если кто-то отказывается этим заниматься, то значит кто-то другой будет это делать. Это не та вещь, от которой мы можем, как человечество, отказаться.
Проблема в самой системе. В первую очередь в капитализме, но не исключительно в нем, конечно. Это задача социальных наук думать о том, как устраивать общество таким образом, чтобы плоды прогресса приносили пользу всем людям.
Сталкивались ли вы когда-то с неравенством по отношению к себе, как представителю ЛГБТ-сообщества?
Я думаю, что лично в явном виде я никогда не сталкивался. Мне повезло. Но у меня было очень много страха. И я не думаю, что этот страх был безосновательным. Скорее всего благодаря ему мне удалось этого избежать. Правда, я это понял только потом.
Когда я жил в Москве, каминг-аут я делал только перед самыми близкими друзьями и уже после переезда говорил об этом другими людям. Мои друзья все восприняли это нормально. И тогда я понял, как мне повезло с моим кругом общения.
Кажется, сильное увеличение неравенства между богатыми и бедными из-за развития искусственного интеллекта повлечет увеличения неравенства всех групп. Возможно ли это как-то избежать?
Мне кажется, в западном мире это не такая большая проблема, потому что большое внимание уделяется созданию и разработке так называемого этического искусственного интеллекта. Об этом много говорится: как сделать алгоритмы, которые будут не предвзяты по отношению к группам, которые продолжают быть дискриминированы. Этому уделяется внимание.
В России может и нет задачи сделать искусственный интеллект, который будет заниматься дискриминацией специально, но поскольку этничности уделяется мало внимания, то тоже проблемы могут быть.
Например, у Microsoft было подобие Chat GPT, который работал в Твиттере. И поскольку они учили свои алгоритмы на том, что можно найти в интернете, (а в нем, как вы понимаете, можно найти кучу всякого, в том числе не очень хорошего – люди пишут самые разные вещи), то и те тексты, которые генерировал чат, были порой довольно расистскими. Но это не потому что его специально такими создали. А потому что он начитался всяких комментариев и сомнительных постов в интернете.
Еще пример — когда разрабатывали алгоритмы детекции лица, его распознавания, это делали на выборке в основном из белых мужчин. Поэтому потом на темнокожих эти алгоритмы не работали. Не потому, что кто-то хотел специально это сделать, а потому, что люди не задумались о необходимости как-то выравнивать выборку по процентному соотношению людей разных рас.
В этих исследованиях и тестах может иметь или имеет ли значение сексуальная ориентация людей? Есть ли какие-то исследования, которые учитывают ее? Я часто встречаю, что исследования делятся по гендеру, цвету кожи, но никогда не встречал, чтобы учитывались сексуальные предпочтения. Или это то, что не должно иметь значения?
Зависит от ситуации. Если мы говорим про медицину или про что-то связанное с инфекциями передающимися половым путем, то естественно — это необходимо учитывать, потому что это все разные целевые группы. Там это необходимо.
Если брать вакцинацию от ковид, то я не думаю, что это нужно исследовать. Есть ВПЧ, который по-разному проявляется в организме женщин и мужчин, и это может быть в том числе связано с сексуальными предпочтениями людей. Существует вакцина, которую девочкам делают, а мальчикам нет. Я сам ее делал, когда уже был здесь в Бельгии. Мне было 23 года, а девочка делают ее в 13 лет. Стоит это тоже дорого в большинстве стран.
Я просто посоветовался с врачом: а стоит ли мне вообще ее делать? И мне посоветовали сделать. В Брюсселе достаточно хорошая медицина и страховая система замечательная. Если ты болеешь, то государство заботится о тебе, все серьезные расходы покрываются. Но не в случае ВПЧ. Тогда я заплатил 300 евро, что для меня было нормально, но я понимаю, что для многих людей 300 евро за вакцину — это может быть дорого.
Я попробую свернуть с тропы этики и ИИ, хотя мне очень интересно. Когда вы впервые задумались, что пора уезжать из России? Был ли это какой-то конкретный закон, личный опыт или это было связано с чем-то другим?
Это было постепенное решение. Не было какого-то одного момента, когда я решил, что мне точно надо уезжать. Мне сложно сказать, сколько мне было лет, когда я впервые стал об этом задумываться — может в классе 9, когда мне было лет 14.
Сначала просто как идея, что, наверное, неплохо бы это сделать. Потом, когда я начал узнавать больше о науке в целом, то начал понимать, что в России с этим сложно, что многие ученые уезжают. Тогда мне это уже стало казаться логичным и естественным.
Я видел, как много ребят, моих однокурсников, об этом тоже задумываются: из моей группы, где нас было 20 с небольшим человек, половина уехала. Мы по всему миру раскиданы.
У меня было две большие причины – ориентация и работа. Я мог говорить только об одной причине спокойно абсолютно со всеми, но вторую не обязательно было озвучивать. Поэтому на вопрос, а почему я хочу уехать, я мог любому человеку абсолютно спокойно ответить, в том числе и своим родителям. Своим родителям я говорил про эти мысли несколько лет.
Кем вы раньше себя осознали — человеком, который собирается заниматься наукой, или геем?
Я не знаю ответа на этот вопрос.
Первые мысли о том, что следует уехать, когда вам было 14 лет, с чем были связаны? Осознавали ли вы себя в 14 лет геем?
Я это начал потихоньку понимать в 13 лет. Процесс осознания шел с 13 до 16. Было много сомнений, да и они до недавних пор еще продолжались. Мне долгое время казалось, что мне тяжело испытывать романтические чувства к парням. Казалось “нормальным” испытывать романтические чувства исключительно по отношению к девушкам.
Потом я думал, что это моя внутренняя гомофобия, что я всё же гей и стоит прекратить уже об этом думать. Забавно, что в 15 лет я думал, что я гей на 90-95%, а 5-10% оставлял для влечения к девушкам. С тех пор много лет я об этом думал и рефлексировал, но мне кажется, что именно тогда, ещё в 15 лет, я все правильно понял. Если назвать ярлык, который меня точнее всего описывает, то это homoflexible.
Если верить последним исследованиям, то это очень сложная градация, мало людей могут себя причислять к какой-то крайности. Обычно по шкале Кинси мужчины распределены по краям с одной и с другой стороны. Когда ты понимаешь, что ты не совсем находишь на краю шкалы, вопросы самоидентификации кажутся сложнее. Ты не можешь отнести себя к одной группе на 100% и потом начинаешь задавать вопросы, а где именно ты находишься и кем ты хочешь быть принятым.
Да, верно. С одной стороны, я не могу быть принят без вранья, не могу зайти за гетеросексуала никак, если только не продолжать врать и надевать маску, что я и делал довольно долго.
С другой стороны, мне казалось, что мне сложно идентифицировать себя и с гей-сообществом, потому что я не считаю, что я на 100% нахожусь в том краю шкалы. Мне долгое время казалось, что я отличаюсь от того стереотипного гей-сообщества, которое сложилось у меня было в голове. Что мне там делать особо нечего, что, наверное, там меня не примут.
Последние несколько лет ситуация исправляется и эти вопросы сходят на нет.
У вас получилось почувствовать себя принятым? И кто вас уже принял?
Да, получилось. Меня приняли все, с кем я сейчас общаюсь. Например, я живу здесь в Брюсселе и снимаю квартиру с двумя русскими друзьями. С одним мы учились еще в Москве, он на год младше, потом тоже переехал в Бельгию, он гетеросексуал.
Когда мы решили жить вместе, то я сказал ему о своей гомосексуальности, чтобы не было никаких вопросов во время совместного жилья. Разговор прошел нормально, но какое-то время было неловко. Тем не менее за несколько лет совместной жизни он привык. Теперь я могу рассказать ему какие-то такие вещи, которые раньше казалось рассказывать не стоит.
В чем была неловкость?
Наверное, мы оба выросли, привыкли ко всему. Для меня одним из поворотных моментов — это когда мы вместе посмотрели британский сериал “Это грех”. Мне он понравился. Там довольно много откровенных моментов. При этом изначально я не знал до какой степени они будут откровенные, но я спросил его, не хочет ли он со мной посмотреть этот сериал. Он согласился. Первые несколько серий мне было очень неловко перед ним, но он все эти откровенные сцены воспринял нормально. Мне стало легче.
Раньше была идея, что раз я гомосексуален, то чтобы быть принятым — надо быть “хорошим геем”, делать кальку с того, что принято в гетеросексуальном обществе в плане свиданий, моногамности. Чтобы быть “правильным геем” — нужно делать практически все тоже самое, что делают гетеросексуалы, но только с другим парнем.
Лишь тогда ты становишься правильным и хорошим, можешь влиться в общество. Хочу заметить, что сейчас я говорю не про патриархальные стереотипы, а про моногамию и количество партнеров.
То, что мы называем моногамией в современном мире, в каком-то смысле, следствие того, насколько этот мир патриархален. В том смысле, что тело женщины воспринимается как объект, который должен принадлежать одному человеку. Кажется, что к мужскому телу не предъявляют тех же претензий, что и к женскому. Моногамность — это следствие в том числе патриархата. Удивительно, что это распространяется и на гей-мир.
Ну, блуд — это же плохо. У меня очень религиозный отец. Мои родители развелись, когда мне было 6 лет. Я жил с мамой, но папа регулярно приезжал, общался со мной, ходил со мной в храмы, по монастырям ездил, давал мне книги читать.
Поэтому я впитал много православия, когда был ребенком и подростком. Там блуд – это плохо, секс до брака – это плохо. Иными словами, блуд плох для всех. Ты не можешь сказать, что ты мужчина и тебе “Бог это простит”. Если говорить именно с православной морали, то блуд – это грех.
В православном аду вряд ли существуют отдельные котлы для моногамных геев и для полигамных геев…
А вот мне казалось, что все-таки есть. Сейчас я уже не верю в Бога, в храм не хожу. Я понимаю, что у меня остались какие-то отголоски этого воспитания. Но я не считаю, что это что-то плохое. То, что мне мешало, я проработал. А то, что осталось, я не воспринимаю как что-то плохое или мешающее мне.
В терапии ли вы сейчас? Как долго были?
Почти весь 2021-ый год я занимался онлайн с терапевткой, которая живет в Москве, мне ее порекомендовала подруга. Это был мой первый опыт. Мне очень понравилось.
Конечно, по началу я был очень скептически настроен, но я понял, что это мне сильно помогло. В первую очередь терапия помогла мне избавиться от ненависти к себе, которая была по разным причинам, в том числе из-за ориентации, но не только.
Открывались ли вы родителям?
Моя мама знает обо мне. Я сделал каминг-аут незадолго до своего отъезда, когда мне только исполнилось 23 года. Я откладывал этот момент, хотелось сделать все это раньше. Но я думал из соображений безопасности и собственного комфорта, что это необходимо сделать, когда я буду жить один или когда останется немного до этого. Все прошло довольно тяжело.
Сейчас мы общаемся и я пытался с ней чем-то делиться, но понял, что в этом нет никакого смысла, поэтому эту часть игнорируем в общении. Сейчас я уже спокойно к этому отношусь. Это не то, чего бы я хотел, но я не могу ожидать от своей матери того, чего она не может мне дать.
С отцом ситуация другая. Я не говорил и не уверен, что буду когда-либо говорить. У него от второго брака есть четверо детей. Я старший сын и поэтому регулярно получаю вопросы и намеки про то, что пора бы уже завести детей.
Что вы отвечаете отцу?
Я куда-то разворачиваю разговор. Ничего толком не отвечаю. Он тоже говорит намеками, не спрашивает напрямую про внуков, про отношения — мы это просто не обсуждаем.
Это происходит в формате, что он говорит о том, как хорошо, когда есть семья. Ведет такую проповедь семейных ценностей. Я в свою очередь просто эту проповедь слушаю. Через какое-то время это повторяется вновь.
Часто ли вы общаетесь?
Созваниваемся раз в две недели, немного переписываемся. В целом, у меня хорошие отношения с моим отцом. Они стали лучше в последние лет 5-10, поэтому мне не хочется их терять.
Старшая из моих сестер – лесбиянка, она живет со своей невестой. Мой отец знает об этом. Но там все сложно. Они очень мало общаются. Я знаю, что он ее любит, но принять это не может. Мне он этого не говорил, но я узнал это от своей сестры Ксении.
Несколько раз я слышал от него: “Ну, конечно, у Ксении проблема”, – он ещё использовал слово повреждена, – и что “Надо за нее молиться”.
Повреждена?
Душевно, духовно. Когда он говорит про то, что надо за неё молиться, то он говорит это с отцовской любовью. Я понимаю, что ему очень сложно, потому что у него есть одна картина мира и на этом строится практически вся его жизнь. У него есть долг, как у отца, чтобы его дети попали в рай. А таким образом дети в рай не попадут.
Следите ли вы за тем, что происходит в России после вашего отъезда?
Да, слежу. Причем слежу слишком много. Думаю, что пора в этом себя ограничивать, потому что от этого никакого толка. В конце концов моя жизнь здесь.
Это мысли, которые ко мне пришли в течение последних нескольких недель, что надо думать о себе здесь, чем думать о жизни в России. Конечно, Россия пока еще является частью меня. У меня не было такого, что я уеду и все забуду.
Когда только началась война, то для меня это был шок. Знакомые вокруг говорили в декабре 2021-ого года, что американская разведка сообщает, что Путин собирается напасть на Украину — спрашивали меня, что я обо всём этом думаю.
Я отвечал, что такого быть не может, потому что это полный абсурд, зачем ему нападать на Украину, из этого ничего хорошего получиться не может. Путин же не откровенный дурак, хоть я его ненавижу. В итоге для меня это стало ударом.
В 2021-ом году, когда Алексей Навальный вернулся в Москву и его посадили, среди россиян и по Европе прокатилась волна протестов. Это был первый раз, когда я вышел на митинг в Брюсселе с другими россиянами.. Мы митинговали напротив европейских институций и требовали, чтобы Навального освободили, а Евросоюз оказал политическое давление.
С тех пор был на нескольких митингах: несколько митингов в поддержку Алексея Навального, потом по поводу войны. Я хоть и идентифицирую себя русским, но мой отец из Украины, а моя мать наполовину украинка. Я вырос в полностью русской среде, но с Украиной меня многое связывает, поэтому мне очень больно.
Как вы себе представляете цели протеста против того, что происходит в России, за пределами России? Что он может изменить?
На самом деле, мало что. Но несколько целей у этого всё же есть. Цель протеста как такового, тем более напротив европейских конституций, это все-таки что нам удастся достучаться и донести нашу повестку до россиян, которые против войны. Да, мы мало, что можем сделать, но мы создаем хоть какую-то видимость, в том числе для местных жителей, о том, что не все россияне за Путина. Люди здесь, к счастью, это понимают.
Вторая цель, и для меня это было важно, каким-то образом канализировать тот существующий гнев, сделать что-то, выйти покричать. Это может звучать глупо, но когда мы на антивоенном протесте скандировали “Путин – хуйло!”, то я в этот момент почувствовал какое-то освобождение.
Приходилось ли вам за последний год сталкиваться в личном общении или на работе с изменением отношения к россиянам? К себе, как к россиянину и к себе, как к человеку?
К счастью, нет. Это больной вопрос. Какие-то коллеги, которые меня знают чуть получше и более тактичны, не поднимали эту тему специально, пока я сам не начал об этом говорить, в том числе рассказывать про наши протесты.
Когда была волна беженцев из Украины, приезжающих в Европу, я был волонтером – работал устным переводчиком с нидерландского на русский. Тогда с работы отпрашивался на полдня в неделю. Негативные реакции я видел, но по отношению ко мне нет.
В интернете ты легко можешь найти какое-то гневное сообщение, какую-то гневную реакцию. Но люди, когда видят перед собой реального человека, а не экран, обычно эту агрессию не проявляют, в них проявляется какая-то человечность.
При этом мне до сих пор неловко, когда меня спрашивают откуда я. Но когда я отвечаю, что из России, то встречаю вопросы о том, тяжело ли мне сейчас здесь, не встречал ли я какую-то дискриминацию по отношению к себе. Это заботливо с их стороны.
В целом, жаловаться мне не на что. С большинством людей, в особенности с кем происходит личный разговор, все в порядке, в том числе с украинцами.
В каком вы сейчас статусе в Бельгии? Есть ли гражданство?
Еще нет. Я сейчас здесь по студенческой визе, потому что я учусь. При этом я прожил здесь уже достаточно долгое время. Когда я найду работу и меня оформят, то мне дадут рабочий контракт, а вместе с ним дадут и постоянный вид на жительство. Осталось еще немного.
Были ли у вас планы о переезде в другую страну? Или у вас есть желание оставаться в Бельгии?
Как минимум, мне необходимо дожить до бельгийского гражданства. Уезжать раньше этого я точно не буду. Мне здесь нравится, и я обустроил свою жизнь, но из экономических соображений, я понимаю, что в других странах больше перспектив.
Например, в Нидерландах. Это очень близко и у меня там тоже есть русские друзья, поэтому я думаю, что в какой-то момент перееду в Нидерланды, либо в какую-то другую страну. Я знаю, что мне хочется несколько лет пожить в другой стране, но это все будет зависеть от возможностей работы. Для карьеры это тоже может быть хорошо. А потом я может быть вернусь опять в Бельгию.
Кого в вашем окружении больше: людей, говорящих на русском языке, уехавших россиян, или европейцев и бельгийцев?
Смешанно. Я живу с Лешей и Олей, они русские, поэтому большую часть времени я говорю на русском языке. Но у меня и помимо них есть русские друзья, поэтому мы в итоге образуем такое местное русское комьюнити.
Кроме этого, я общаюсь с коллегами с предыдущего места работы, они в основном фламандцы, бельгийцы, много интернациональных знакомых и друзей. Все смешано в итоге.
Сколько языков вы знаете?
Английский и нидерландский, чуть-чуть французский. Брюссель в основном франкоязычный город. В Бельгии я жил в Лёвене, это нидерландско-язычная часть, поэтому там я учил нидерландский, им я владею достаточно хорошо. Французский потихонечку тоже начну. В Бельгии между франко- и нидерландско-говорящей частью терки, такая взаимная неприязнь, поэтому мне немного сложно.
Были ли у вас за то время, что вы живете в Бельгии, какие-то продолжительные романтические отношения?
Фактически сразу, когда я переехал, я встретился с парнем, и мы провели полтора года вместе. Это был сириец, он уже до этого несколько лет в Бельгии жил. И мы как-то очень хорошо сошлись. Это были мои самые долгие отношения. Сейчас я не уверен, что я вообще хочу отношения, как минимум в привычном понимании этого слова.
Что вы называете привычным пониманием?
Например, жить вместе с кем-то. Это необязательный атрибут. Я понял за последние несколько лет, что жить с друзьями мне более комфортно психологически.
Если жить со своим партнером — то в идеале хочется иметь две спальни, если позволяют финансы. Я не уверен, что я хочу и могу впускать в свою жизнь кого-то и делать этого человека большой частью моей жизни. Я это делал в предыдущих отношениях, и я понял, в том числе благодаря работе с психотерапевтом, что я тот человек, которому нужно много личного пространства.
Мне тогда казалось, что, чтобы быть хорошим, надо идти на жертвы. В итоге я очень сильно сужал свое личное пространство, мне его не хватало. Может быть когда-нибудь такое случится, что мне захочется связать большой период своей жизни с кем-то. А может такого не случится никогда. Не знаю.
Очень часто в повестке борьбы за права ЛГБТ-сообщества появляется вопрос о возможности вступать в официальный брак. Кажется ли вам этот пункт важным? Считали ли вы это когда-то важным?
Раньше точно считал это важным. Мне казалось, что это то, чего я хочу. Я тогда действительно этого хотел с романтической точки зрения. Тогда и сейчас я считаю, что это очень важно, в первую очередь, как символ равноправия, во вторую очередь, с финансовой точки зрения во многих странах сожительство либо брак – это налоговые вычеты. Почему одни могут иметь такие вычеты, а другие нет?
Я побуду стереотипным родителем, задающим вопросы о внуках. Думали ли вы когда-нибудь о том, что хотите иметь в будущем детей?
Да, я хочу. Но мне сложно вообразить как и каким образом. Я бы очень хотел иметь своих собственных биологических детей, но это сложно. И, если говорить о воспитании детей, одному это делать было бы безумно сложно. Как это делать, я не знаю.
Но в моих фантазиях, которые мало что общего имеют с реальностью, я думал и до сих пор думаю. Возможно, мне бы был комфортен вариант жить с матерью моего ребенка или моих детей, мы бы просто вели совместный быт и воспитывали детей и были бы хорошими друзьями. Для меня такой вариант был бы весьма комфортен.
Легко ли вам было решиться на участие в проекте? Это было решение, которое необходимо взвешивать? В чем вы видите для себя смысл участия?
Мне сразу стало это интересно, потому что я давно хотелось в чем-то таком поучаствовать. При этом были сомнения, что вдруг мой отец каким-то образом это увидит. Сразу думал, а насколько это было бы плохо. Но для себя я решил, что, наверное, шанс на это небольшой. Но даже если он увидит, то в какой-то степени мне от этого было бы легче. Оставлю это на волю случая.
Я не особо попадаю в категорию людей, которые сейчас бегут из России, потому что я уехал гораздо раньше. Несколько лет назад, когда я жил еще в Москве, я жил в страхе от того, что фотографии и видео, на которых я голый, будут разосланы всем моим родителям, друзьям, однокурсникам. Меня шантажировали в течение долгого времени.
Если бы не было гомофобии, то я бы мог сказать, ну, мол, рассылай, и было бы гораздо проще решить эту проблему. Часть своей жизни я жил в этом страхе. Мне нельзя было знакомиться с другими парнями или вести какую-то нормальную жизнь, моя жизнь в Москве была как будто стерильна. Из-за этого практически ничего не нужно было скрывать, что-то отвечать на вопросы своих одногруппников, потому что я действительно ни с кем не встречался и не спал.
Мне казалось, что если про меня узнали бы, то это был бы конец моей жизни: от меня бы отказались родители, от меня бы отвернулись друзья, я бы не смог учиться на том же месте, потому что это был бы позор.
Вот вы спросили меня в начале разговора о том, как меня коснулась гомофобия. Она коснулась меня именно таким образом. В моей жизни фигурировал страх быть раскрытым.
Выражаем благодарность за предоставленный материал
журналисту Валерию Клепкину и фотографу Никите Эрфену
