Рассказываем истории русскоговорящих ЛГБТК-людей, эмигрировавших в другие страны
Наша команда продолжает публиковать истории русскоговорящих ЛГБТК-людей, которые приняли решение эмигрировать в другие страны из-за войны и гомофобии. Интервью были взяты в рамках проекта «ИСХОДники».
Илья и Дмитрий уехали из Петербурга в Цюрих. Прямо в аэропорту они запросили убежище и смогли остаться в Швейцарии. Теперь Илья планирует открыть бизнес в этой стране, а Дмитрий хочет работать преподавателем.
В интервью вы прочтете их историю эмиграции, познакомитесь с процедурой запроса убежища в Швейцарии, а также сможете узнать чуть больше о жизни в швейцарском обществе в статусе просителя убежища.
Первый вопрос: как тебя зовут, сколько лет, откуда ты родом, где учился? Есть ли у тебя любимое занятие?
Меня зовут Илья, мне 32 года, я родом из Санкт-Петербурга, из прекрасного города на Неве. Я петербуржец до мозга костей, так что холод и сырость у меня в крови. Моя семья изначально переехала туда из Москвы в 1726-ом году, поэтому меня никогда не пугала питерская погода, в отличие от других людей, которые переезжают в Петербург летом, а потом зимой-весной начинают удивляться, что они находятся совсем не в том месте, куда они переезжали.
Я люблю фотографировать. Причём очень давно — наверное, с тех самых пор, когда мне было лет 12, и мама во время нашего семейного семейной поездки вручила мне простейшую камеру, одну из самых первых цифровиков, а потом сделала меня ответственным за весь фотоотчет на семейном отдыхе.
Мне настолько понравилось это дело, что я был постоянно по другую сторону камеры – у нас из этой поездки есть куча фотографий и не одной, где присутствовал бы я. С тех пор фотография закрепилась как моё основное занятие, которое стало не только любимым делом и хобби, но и позже даже и работой.
Профессия моя абсолютно никак не связана с моим родом деятельности. По диплому я мастер дизайнерского мебельного производства, по сути плотник, у меня среднее специальное образование. Я закончил обычный колледж в районе Дыбенко и никогда не работал по этой профессии. Это такого средненького уровня учебное учреждение для ленивых и тех, кто не очень хорошо учился в школе, как я.
Почему выбрал колледж и не пошёл в вуз?
В вуз я не пошёл, потому что чётко не знал, какую профессию я хочу выбрать, а тратить 5-6 лет на учебу без определенной цели казалось бессмысленным. Это были 2006-2009 годы. После окончания колледжа я долго работал в продажах и потом, начиная с года 2015, я занялся своим делом: открыл коммуникационное агентство, которая занималось PR и рекламой в соцсетях. До момента своего отъезда я занимался исключительно этим.
Когда ты узнал о своей ориентации, осознал себя геем?
Это произошло в переходный период лет в 12, наверное… Когда я понял, что мне гораздо больше симпатичны некоторые одноклассники и друзья. У меня не было никакой внутренней борьбы на эту тему, я очень легко и быстро принял это внутри себя. И когда мне было лет 15, то об этом узнала моя мама.
У нас была какая-то ссора, в процессе чего я выпалил ей это по телефону. Она же ответила, что узнала об этом, когда мне было ещё 13 лет — сказала, что “нужно было чистить историю браузера”. Она у меня очень молодая и понимающая. Ей только 50 лет исполнилось, поэтому наши взаимоотношения походили на формат друзей, чем на ролевую модель “мать-ребёнок”.
Позже о моей ориентации узнала ещё и бабушка. Она просто спросила об этом в лоб мою маму, и мама ей честно ответила. У бабушки была неожиданная реакция, потому что она такой консервативный человек — ей 80 лет и она привыкла жить по некоторым сложившимся ценностям и устоям.
Её фраза была замечательна: “Ну и правильно! Сейчас девушки такие пошли, что и не надо!”. В общем, с юмором всё это дело восприняла.
«Я горжусь своим сыном». Разговор с матерью открытого гея
У тебя совсем не было какого-то кризиса или отрицания, что это не твоё?
Кризиса не было, но я не могу сказать, что было прямо какое-то чёткое кристальное понимание этого понятия. У меня даже были свидания с девушками — было несколько свиданий, которые в итоге должны были привести к сексу. Но в процессе, уже в кровати, когда дошло дело до раздевания, я понял, что нет. И я честно сказал человеку о том, что это не моё. Мы даже стали друзьями.
Думаю, это важно было сказать. Просто чтобы человек не переводил всё на себя и думал, что это в нём какая-то проблема. Тем более в подростковом возрасте всё воспринимается в 10 раз ближе к сердцу, чем в более зрелом возрасте. В этот период можно себе надумать на 10 лет терапии у психотерапевта вперёд.
Как ты познакомился со своим парнем? Дмитрий твой первый парень?
Нет, мы вместе два с небольшим года, хотя знаем друг друга дольше. Отношения у меня до этого были, и они все были долгосрочные: первые отношения продлились семь лет, другие – пять.
С Димой мы познакомились, когда я ещё был в паре с другим партнёром, но мы на тот момент находились в свободных отношениях, поэтому с Димой мы были “friends with benefits”. Два года мы знали друг друга только в этом формате, и только спустя два года начали встречаться.
Как позже выяснилось, он уже давно испытывал чувства, а я сторонился новых отношений. Мои предыдущие отношения были не очень здоровыми, в какой-то степени токсичными. Таким образом я неосознанно игнорировал чувства другого человека в течение полутора лет.
В каком статусе ты со своим парнем сейчас: просто в отношениях, оформлено партнёрство, заключили брак?
Мы пытаемся заключить брак, но нас тормозит сложная швейцарская бюрократическая система. Мы вроде на финишной прямой, но она ещё на самом деле очень длинная, это финишная прямая. У нас есть пара загвоздок, которые мы прямо сейчас пытаемся с муниципалитетом решить.
А как познакомился со своим первым парнем?
Это был 2008 год и с ним я провёл семь лет в отношениях. Мне было 17, а ему было 19. Познакомились мы на ужасном сайте, который назывался GayCity, ещё один аналог Bluesystem — это была эпоха, когда не было Tinder, Grindr и всего остального изобилия того, что есть сейчас.
В основном это все было такое очень декстопное и требовало присутствия перед компьютером, никаких мобильных приложений не было. Тогда ты мог быть онлайн только будучи дома и никак иначе. Вообще наше свидание было довольно забавное.
Иногда серьёзные отношения начинаются с момента, когда ты об этом совсем не задумываешься…
Мы встретились буквально в день знакомства, поели какого-то фастфуда, сходили в кино, а чуть позже, вечером, отсосали друг другу в машине. И после этого прожили семь лет вместе. Всегда смеялись, когда на каких-то дружественных мероприятиях или вечеринках в какой-то момент у кого-то обязательно рождается идея попросить рассказать, как мы познакомились, потому что мы вместе уже 5-6-7 лет.
Все ждут какую-нибудь романтическую историю из серии, что ты стоишь в библиотеке с кучей книжек, и тут вдруг они начинают падать и подбегает он, помогает тебе собрать эти книги, ваши глаза встречаются… У нас совсем не такая история, поэтому чаще всего наш рассказ сопровождался разочарованием людей, которые ждали какую-нибудь ромком-историю.
Почему после семи лет расстались?
Мы очень изменились как люди. Когда мы познакомились, то это был довольно-таки юный возраст 17-19 лет. Со временем поменялись представления о том, кто что хочет в дальнейшем и поэтому все сошло в какой-то момент на “нет”. Мы мирно, спокойно всё обсудили и пошли каждый своей дорогой.
После этого долго общались, но общение просто становилось всё реже-реже-реже и реже, пока не дошло до поздравлений с праздниками и днями рождения. Сейчас, как мне кажется, уже года три не созванивались. У меня в принципе прекратилось общение с большинством людей после отъезда.
Именно после отъезда? Не после того, как ты узнал, что получил ВИЧ?
Нет, у меня всегда был не очень большой круг общения. Это несмотря на то, что у меня работа связана с очень большой социализацией и с большим количеством контактов… Но мой круг постоянного общения всегда был крайне мал. После отъезда он стал еще меньше, но это никак не было связано с со всей историей.
А потом ещё были вторые отношения?
Да, потом ещё были отношения. Мы пришли к формату свободных отношений примерно через два года, но расстались мы по причинам, никак не связанными со свободными отношениями. В какой-то момент выяснилось, что человек имеет неприятную привычку патологического вранья.
Но, честно говоря, это не особо его вина, по большей степени это проблема воспитания. Впоследствии выяснилось, что детство у человека прошло с родителями, которые были в разводе, и в очень натянутых отношениях друг с другом. Оба родителя постоянно просили его что-то друг о друге скрывать, и в какой-то момент это бесконечное “не говори маме”, “не говори папе” и “придумай что-нибудь” превратилось в норму жизни — что врать нужно постоянно и везде, особенно в неудобных ситуациях.
Это вранье стало таким повседневным спутником этого человека. По мелочи и не по мелочи — он постоянно врал, даже там, где ну совсем было не обязательно врать, но человек все равно врал. Это очень сильно утомляет и ведёт к утрате доверия, а утрата доверия ведет к угасанию отношений.
Вместе мы были чуть меньше пяти лет и расстались за несколько месяцев до того, как я узнал о диагнозе. О нём я узнал в августе 2019-ого года.
Как ты узнал о своём диагнозе?
В 2019-ом году, еще до covid, у меня было много блог-туров, потому что у меня был на тот момент популярный инстаграм — я был в числе инфлюенсеров по Петербургу, поэтому часто участвовал в поездках с блог-тусовкой. В одной из последних – это была поездка на Кавказ – я понял, что у меня дико болит горло, хотя там абсолютно нечему болеть, ведь в 15 лет мне удалили гланды.
По прилёту в Питер я обратился к знакомому врачу, а он отправил меня к своим коллегам в Мариинку (Городская Мариинская больница – прим. ред.). Сдал тогда кучу анализов… В какой-то момент врач вызвала меня к себе и сказала, что давай разбираться, что у тебя происходило в последнее время и есть ли какие-то моменты рисков, где я мог те или иные вещи подхватить.
Она же мне и сказала, что у меня ВИЧ, но при этом очень маленькая вирусная нагрузка. Это означало, что получил я его совсем недавно, в течение полугода-года. Но суть в том, что я абсолютно не мог себе представить, в какой момент это могло произойти. После расставания никаких связей у меня не было, плюс пока мы были в отношениях, то постоянно проверялись. Да и все равно секс был всегда со всеми методами защиты…
Мы начали ходить по медучреждениям, где я бывал, и выяснили, что у моего врача есть ещё порядка 20-ти схожих случаев у людей, которые проходили лечение за последний год в одной и той же стоматологической клинике на Чернышевской. Она закрылась где-то за полгода до этого с большим скандалом — начальство уехало и врачей там уже было не сыскать.
Врач просто пообщалась с коллегами, у которых были идентичные случаи, и все сходятся в одном и том же месте. Они решили, что проблема была в экономии анестезии, потому что на инструментах ВИЧ перенести нереально, ведь вирус гибнет на открытом воздухе. Но если использовать постоянно одни и те же шприцы с анестезией и использовать их не полностью, то заразиться очень легко.
Я ещё потом шутил с другом на эту тему, что это очень забавно: человек, у которого никогда не было беспорядочных связей, подхватывает ВИЧ в стоматологической клинике.
Казалось бы, процедура одинаковая для всех и вы должны всегда проделывать некие очистки, все должно проходить безопасно. Врачи, эти люди науки, они же в первую очередь должны знать, с чем они имеют дело и как все работает.
Уже потом, в последние полтора года жизни в России, я пытался найти стоматологическую клинику для простого лечения. Но мне отказали в 5-ти клиниках. Это было мотивировано тем, что врачи не хотели заниматься пациентами с ВИЧ-статусом.
А ты обязан им об этом сообщать?
По закону ты должен предупреждать об этом, если предстоит какая-то процедура с жидкостями или амбулаторная процедура. Так что сообщать ты обязан.
«Нужно ли говорить о своём ВИЧ-статусе, если у меня неопределяемая нагрузка?»
Но отказ в медпомощи нелегален.
Это нелегально, но пойдёшь ты в полицию и что они сделают? Ничего не сделают. Если обратиться, например, в Роспотребнадзор, то тебе пришлют отписку, что проверка проведена или ничего не проведено, но при этом услуга все равно оказываться не будет.
Они могут сослаться на то, что это частное заведение. Или клиника скажет, что никому не отказывала и что у них просто нет времени и места для новых пациентов. На бумажке ведь тебе никто не отказал.
Некоторые врачи до сих пор руководствуются какими-то пещерными стереотипами…
К сожалению, да, это реальная картина. Я знаю много подобных историй от других людей, которые живут с ВИЧ в России. И когда у нас совместно выходил материал TJournal на эту тему, то историй про отказы врачей было очень много. Это довольно-таки распространённое, к сожалению, явление.
Стигматизация присутствовала всегда. Но самое смешное, что большая часть стигматизации, с которой я сталкивался, была со стороны ЛГБТ-сообщества. Из-за ханжества, необразованности, из-за незнания…
Я встречал множество всяких интересных сценариев, как можно получить ВИЧ, которые полностью далеки от реальности. Когда я пригласил своего бывшего молодого человека на кружечку кофе, то во время нашей беседы я сразу рассказал ему новость, что у меня теперь положительный ВИЧ-статус. Он ужаснулся и задал вопрос — “а ничего, что мы сейчас пили вместе из одной чашки?!”… Ну серьёзно, ты ведь часть гей-сообщества и ты первый, кто должен знать про это все как по брошюрке! И таких, к сожалению, большинство.
Расскажи, какая у тебя была первая реакция, когда тебе позвонил врач и сказал, что надо поговорить?
Я всегда с юмором воспринимаю такие истории. Первым делом я начал звонить другу и рассказывать ему, что вероятнее всего у меня на руках лотерейный билет, в котором можно выиграть либо ВИЧ, либо либо рак. И спросил: “как ты думаешь, что я выиграл?”.
У меня очень быстро произошло принятие. Первые пару дней я пребывал в таком шоке, будто кто-то удалил меня пыльным мешком по голове. Но я очень быстро понял, что грустью и переживаниями делу не поможешь, надо как-то жить дальше. К тому же это можно обернуть в полезную для других информацию — можно делиться собственным опытом: рассказывать, как это происходит и что на самом деле это не так страшно, как все рассказывают, и что если с вами это случилось, то это ещё не конец всему.
Как постоянно говорит Екатерина Шульман, постарайтесь просто себя не убивать — всегда есть пути решения, и не так страшен черт, как его малюют.
Поэтому довольно быстро я сделал это своей открытой частью жизни: поставил в дейтингах статус об этом, начал писать в твиттере треды на темы “что такое ВИЧ”, “как с этим жить”, “как это все происходит”. Поэтапно стал рассказывать истории от диагноза до получения таблеток и нулевого статуса.
Само собой было огромное количество негатива, но он был со стороны незнакомых или малознакомых людей. Среди близких знакомых и друзей все восприняли это нормально. Но, опять же, лишь потому, что это был очень узкий круг, и в основном те, с кем я общался очень доверительно.
Расскажи, как у тебя мама восприняла, что у тебя положительный ВИЧ-статус?
Ей я об этом сказал не сразу. Решился озвучить это только после нападения на меня в апреле в 2021-ом году. Два года я об этом я не говорил, поскольку она человек, который воспринимает всё близко к сердцу. Я знал, что она это примет, но будет очень сильно переживать.
Считал, что эта информация ей абсолютно ничего нового не дала бы и никак бы не поменяла её жизнь, так что это было ни к чему. Вдобавок это было ещё тяжёлое время и на тот момент у нас были сложности в семье: родственники один за другим болели и умирали да и было достаточно плохих новостей отовсюду. Поэтому я решил эту тему не освещать.
Статья в TJournal про тебя вышла в марте 2021 года, а 3 апреля 2021 года на тебя напали. Расскажи как произошло само нападение?
Произошло это днём, в выходной день. Было часов 12, у меня тогда закончилась рабочая встреча. В проходе во дворах между Большой Конюшенной и Малой Конюшенной меня окликнул человек. Когда я повернулся, то мне сразу прилетел удар в нос, который сопровождался фразой про спидозного пидора. Потом этот человек постоял секунд 15 и просто ушёл — не убежал, а именно спокойно ушёл.
Петербуржца избили после интервью о жизни с ВИЧ
Я стараюсь по максимуму избегать Невского, используя обходные пути, да и опять же – это центр, публичное место. Как выяснилось позже, у полиции не было никаких данных и видео с этой части города. Хотя, казалось бы, Питер напичкан камерами.
Я даже разглядеть [нападавшего] нормально не смог, потому что толком не успел повернуться, мне уже прилетел удар в лицо. Но мне уже угрожали, что прилетит. Я сам виноват, потому что опубликовал за минут 10-15 до этого несколько сториз с местом, куда направляюсь. Так что понять, где я нахожусь, было несложно.
Ты обратился в полицию? Были какие-то результаты?
Полиция не захотела со мной проводить какую-либо беседу, они просто приняли бумажки в отделении и справку из травмпункта, что есть двойной перелом вследствие физического воздействия или удара.
Связываться со мной долгое время не хотели, пока я сам не позвонил им через неделю. Они ответили, что пытались найти злоумышленника, но их действия ни к чему не привели. Сказали, что если что-то будет, то обязательно свяжутся.
Правда, никто связываться не захотел. Зато попытались навесить на меня кучу всяких интересностей про гей-пропаганду, про статьи, про дачу некорректной медицинской информации в СМИ. Там даже какой-то суд состоялся.
Через месяц после нападения ты был уже в Цюрихе. Что послужило триггером? Целый месяц вы ещё думали уезжать или не уезжать?
Не думали, а пытались решить проблемы с полицией, что заняло пару недель. Мы пытались найти помощь среди правозащитных организаций: у “Выхода” и ещё нескольких других, но они не смогли помочь. Предлагали сделать эту историю максимально публичной с целью какого-то резонанса, но по совету другого юриста я понял, что это не в моих интересах.
Конечно, я мог стать человеком, который таким образом привлечет внимание к теме, но это станет ещё большим риском для меня. Да и угрозы продолжали поступать. Мы хотели уехать ещё в двадцатых числах апреля. Но был covid, билетов не было, посольства закрыты, виза кончилась…
К концу апреля я прям сидел и мониторил все билеты. И нашёл один из немногих билетов на 30-е число из Москвы в Белград с пересадкой в Цюрихе. На пересадке в Цюрихе мы вышли и запросили убежище прямо в аэропорту.
Если ты помнишь дело Голунова, то тогда говорили, что максимальная огласка помогает. В твоём случае ты посчитал, что это будет не так?
Я не был уверен. Не понимал, как это может помочь мне с учётом того, что полиция не захотела помогать, а угрозы по-прежнему поступали. Не хотелось быть в числе неудачных кейсов и закончить где-нибудь в канаве по пути домой.
Поэтому я взвесил все за и против, все рекомендации друзей и близких, и понял, что самым разумным будет покинуть страну.
Расскажи про процедуру получения убежища. Как она проходит в Швейцарии?
Мы нашли в аэропорту первого попавшегося человека в форме — не знаю, был ли это полицейский или охранник службы безопасности аэропорта. Мы на английском объяснили ему, что нам нужно. Он улыбнулся и сказал, что все хорошо и он нас сейчас проводит.
Мы попали в кабинет службы охраны внутри аэропорта, где нас попросили подождать. Далее начинается первичная процедура, где у тебя забирают все документы, начинают их сканировать и отправлять, звонить куда-то.
Тебе в это время предлагают кофе или чай, просят ещё раз успокоиться и не переживать — говорят, что сейчас всё замечательно и вы в безопасности.
Процедура первичной проверки занимает часа 4-ре. Как мне позже объяснили, они просто проверяют максимально возможную информацию о тебе: не являешься ли ты каким-нибудь международным преступником и тому подобное. По прошествию этих 4-5 часов за тобой приезжает работник лагеря первичного размещения беженцев и отвозит тебя туда.
Мы прилетели в пятницу, накануне выходных, и поэтому два дня в этом временном лагере мы провели в комнате, которая находится, скажем так, в предбаннике лагеря. Нас просто никто не мог зарегистрировать в общей части. Только в понедельник у нас продолжилась процедура, нам выдали первые “жёлтые бумажки” (первичный документы просителя убежища, юридически не считается каким-то документом – прим. ред.), сфотографировали нас, а потом началось ожидание всех первичных процедур.
Это встреча с адвокатом, затем встреча в миграционном секретариате на дорожное интервью, где в течение часа выясняют детали твоей жизни. Это нужно, чтобы понять, попадаешь ли ты под Дублинское соглашение или нет.
Недели через две нам назначили первое интервью — очень долгое и сложное, которое заняло весь день. Через неделю было второе с уточнениями деталей и с дополнительными вопросами, вычиткой и подписанием протокола. Все интервью проходят с переводчиками. И только после этого начинается ожидание решения.
Ответ мы получили только в августе. Нам пришёл отказ в предоставлении убежища по абсолютно смешным причинам, но наш адвокат сказал, что это нормально. В 99% случаев всегда приходит отказ, практически все положительные ответы приходят через апелляцию. Так работает система.
Мы подали апелляцию сразу же в течение двух недель, и суд нам ответил тоже в рекордный срок – через неделю, что он принимает нашу апелляцию в работу, потому что согласен с нашими доводами, а также что со стороны миграционного секретариата были допущены серьёзные ошибки во время процедуры. И с августа и по текущий день эта апелляция длится.
В настоящий момент вы уже два года находитесь в статусе просителей убежища. Не самый комфортный статус…
В этом статусе мы не можем создавать отдельный банковский аккаунт, можем пользоваться только тем, который нам сделал миграционный секретариат. При этом мы официальном можем работать, но на работу нас никто не возьмёт.
В Швейцарии есть определенная процедура, что сначала рассматриваются кандидаты на работу со швейцарским паспортом, затем с ВНЖ, затем из Евросоюза, затем с permit S (постоянный вид на жительство) и уже потом, если они на этих этапах никого не нашли, могут рассмотреть людей с permit N (документ лица, ходатайствующего о предоставлении статуса беженца). Еще мы не можем путешествовать и покидать страну.
Что из себя представляет лагерь для беженцев в Швейцарии: и временный, и для постоянного размещения?
Мы прошли все инстанции: государственную, кантональную и городскую. Сначала был временный лагерь. Он находится в черте города не очень далеко от аэропорта и через дорогу от миграционного секретариата, чтобы было удобнее проходить первичные процедуры и чтобы никто не потерялся.
Это О-образное здание, которое выглядит как тюрьма и где правила как в тюрьме: несколько этапов проверки, постоянные обыски, но достаточно дружелюбная охрана. Строгие правила касательно всего и огромное количество ограничений: покидать лагерь можно на очень ограниченное время, нельзя ничего приносить из еды с собой.
Беженцы – не самый привлекательный класс людей, а для консервативных швейцарцев – вдвойне. Поэтому правила тут очень строгие, они стараются максимально ограничить от внешнего мира тех, кто находится во временном лагере. А из-за огромного количества нарушений, эти правила ужесточались из года в год.
Пару месяцев мы прожили в первичном лагере, а в июне нас отправили в в маленький городок Эмбрах (коммуна в Швейцарии) под Цюрихом.
Переселение, кстати, происходит очень неожиданно — тебе никто ничего нормально не объясняет и не говорит, почему и куда вы уезжаете.
Одним днем нас перевезли на машинах в лагерь более длительного содержания, который был похож на летний лагерь. Там было уже более привлекательное аккуратное деревянное здание, но также за забором и максимально закрытое от всех. Был более спокойный режим, более спокойные правила и пространства больше.
Первые несколько месяцев мы вообще жили вдвоём в комнате, рассчитанной на 8 человек, поскольку в лагере было мало людей. В январе следующего года нас опять же без предупреждения перевели в Wohngemeinschaft – это общежитие. Мы жили в мужском крыле — на нашем этаже было 6 комнат, рассчитанных на 4-ых человек каждая, с общей кухней, с общей гостиной, с общей душевой и ванной комнатами.
Жили в комнате только мы вдвоём, к нам никого не заселяли. Но прожили мы там совсем недолго, буквально полтора месяца, потому что 14 февраля, на день всех влюблённых, нам пришло очередное письмо с перемещением. Тогда нас уже перевезли в двухкомнатную квартиру, в которой мы сейчас и живем.
Забавно, но если бы наши отношения были официально зарегистрированы, то нам бы предоставили однокомнатную квартиру.
А вы при подаче не заявляли, что вы пара?
Они не хотели воспринимать нас как пару, нашего устного заявления им было недостаточно. Раз нет никаких бумажек, значит вы не в браке. Мы им объясняли, что это Россия и мы не можем заключить там брак. Но если по регламенту бумажки нет, то простите.
В Швейцарии немножко отстают от остальной Европы, поэтому некоторые моменты им очень сложно донести. Швейцарцы живут в неком пузыре — они мало представляют, как живёт остальной мир и их, честно говоря, это абсолютно никак не волнует. Они так и не признали окончательно, что мы в браке, но при этом в нашем кейсе они признали наше партнёрство и рассматривают нас именно вдвоём, а не делают из этого два отдельных кейса.
Вы работаете?
Не работаем. Мы учимся уже 8 месяцев, ходим на языковые курсы, они у нас интенсивные. Мы в самой быстрой группе. Но сейчас мы бы не смогли работать по швейцарскому графику, даже если бы очень сильно захотели. У нас учёба каждый будний день с 13:00 до 17:00. Зато мы продвинулись с абсолютно нулевого знания немецкого до уровня В1.
Какое у вас пособие?
Пособие у нас 600 франков на каждого. В рамках Цюриха – это очень мало. Если учитывать, что мы не платим за квартиру и коммунальные услуги, то этого пособия хватает только на продукты.
Цюрих – очень дорогой город. Грубо говоря, поесть вне дома стоит минимум 50 франков (~5500 рублей), кофе – в районе 10 франков (~1000 рублей). Сходить в магазин и купить продуктов на неделю на двоих – это франков 200, но это не изобильный набор с рыбой или мясом.
Когда кто-то из местных спрашивает нас про пособие, то они очень удивляются. В Цюрихе средняя зарплата порядка 6500-7000 франков в месяце, поэтому у людей не укладывается в голове, как можно прожить на 600 франков, даже если у тебя оплачена квартира и страховка.
Какие существуют юридические препоны для регистрации вашего брака в Швейцарии?
Помимо того, что мы пока находимся в неопределенном статусе, недавно местные власти очень сильно захотели получить от нас оригинал свидетельства о рождении каждого и выданный не позднее, чем полгода назад.
В Швейцария такая процедура для местных, что ты должен получить новое свидетельство, которому не больше полугода. Так что свидетельство о рождении с гербом СССР никого не заинтересует. На этом моменте у нас пока затык. Ищем варианты, как получить новые свидетельства.
Сложно говорить о перспективах в Швейцарии, пока вы в статусе просителей убежища. И ведь этот процесс может длиться еще неизвестно сколько…
Это будет длиться долго. Нам неофициально рассказали, что наше дело лежит в суде на полке и оно будет лежать до тех пор, пока не определится политическая ситуация. Швейцария все ещё находится в профессиональных отношениях с Россией, а наше дело очень неудобное.
Они не могут предоставить убежище, поскольку будут вынуждены во всех похожих кейсах предоставлять его в дальнейшем. Но и не могут отказать, потому что у них нет никаких оснований для отказа. Таким образом они решили пока ничего не делать.
Расскажи, как узнали про войну?
С утра я проснулся пораньше, начал читать новости и сразу же разбудил Диму фразой: “просыпайся, началась война!”. Ближайшие несколько недель состояли из бесконечного скроллинга, переживаний и вызванивания всех наших знакомых из Украины. Было очень тяжело эмоционально.
Мы ходили на все митинги против войны и в поддержку Украины, пытались сделать что-то ещё своими силами. Но поскольку донатить у нас нет возможности, то мы решили заняться волонтёрской работой. К сожалению, нам в ней отказали, потому что миграционный секретариат приостановил любую волонтёрскую работу от граждан с российским паспортом — украинские беженцы не хотели получать никакую помощь от людей с российским паспортом.
А вы с украинцами как-то пересекаетесь в Швейцарии? Как складываются отношения?
Сейчас активно пересекаемся. У нас на учебных курсах большая часть присутствующих – это украинские беженцы. Но ни с кем никаких проблем и сложностей не возникает.
Нет этой придуманной русофобии. Мне кажется, она существует исключительно в социальных сетях. Как только доходит до какого-то личного контакта, то она отсутствует. Конечно, у неё может быть какой-то потенциал для развития, но когда мы рассказываем, кто мы, откуда, когда и почему приехали, то у адекватных людей отпадают все вопросы.
Почему обязательно должно быть какое-то противостояние друг к другу? У всех нас есть претензия к одной конкретной власти, к одному конкретному человеку.
Я замечаю, что граждане европейских стран начинают уставать от войны. Некоторые русские общины в этих странах тоже иногда проявляют какие-то антиукраинские настроения. Есть ли в Швейцарии подобные настроения и насколько они заметны?
Я ничего не знаю о местных русскоязычных сообществах, потому что у меня минимум контактов с русскоязычными людьми здесь. Что касается усталости швейцарцев, то это правда — они устали и большинство прессы об этом пишет.
Швейцарцам абсолютно наплевать, где и как идёт война. Они готовы терпеть все что угодно, пока это не касается их кошелька. Для них финансовая часть – это самая уязвимая часть. Они любят красивые цифры, гордятся своим уровнем инфляции и гордятся уровнем безработицы (который минимальный в Европе).
С приходом беженцев и войны эти цифры портятся, что ударяет по их кошелькам, по экономике. Поэтому появляются новые инициативы из серии “украинцы должны продать машины”, “украинцы должны сделать это и это”. Конечно, чувствуется некая усталость.
Швейцарцы ещё очень сильно возмущаются, что беженцы, имеющие разрешение на работу, не пытаются найти себе работу, хотя на самом деле они пытаются. Просто это совсем не так легко, как швейцарцы себе представляют. Я каждый день общаюсь с украинцами на курсах и прекрасно понимаю, что эта процедура ничуть не лёгкая.
Ты не общаешься с русскоязычными сообществами, потому что ничего про них не знаешь?
Мне в принципе было не интересно, есть ли эти сообщества. Куда интереснее мне общаться с местными жителями с точки зрения интеграции. Общаться с такими же беженцами – это не путь к интеграции, а попытка создать иллюзию той жизни, к которой ты привык. Поэтому у меня все контакты либо англоязычные, либо с попытками немецкого.
Как вы планируете интегрироваться в швейцарское общество?
У Димы уже есть чёткий план. К моменту получения статуса беженца у нас уже должен быть уровень языка, позволяющий пойти на курсы переквалификации. Он преподаватель, а эта профессия здесь ценится, поэтому будет не сложно.
В моих планах заняться всем тем же самым, чем я занимался в России. Поскольку здесь это даже более ново, чем в России, то найти каких-то клиентов не сложно. У меня уже есть пару контактов, с которыми мы сейчас работаем в бартерном формате: услуга за услугу. Так что найду новую базу клиентов и продолжу заниматься тем же, чем раньше. Я уже узнал, как работает процедура регистрации предпринимателя.
В будущем желание вернуться в Россию есть?
Этот вопрос закрыт навсегда — нет. Я не верю в Прекрасную Россию Будущего в ближайшей обозримой перспективе. Когда-то, может быть, можно будет приехать и посмотреть, что поменялось и что происходит. Но вопрос именно возвращения закрыт навсегда.
Выражаем благодарность за предоставленный материал
журналисту Валерию Клепкину и фотографу Никите Эрфену
