Как эмиграция раскалывает русскоязычное квир-сообщество и что мы можем этому противопоставить
Недавно «Парни ПЛЮС» опубликовали две колонки о событиях на Ближнем Востоке. Один автор занял произраильскую позицию, другой — пропалестинскую. Они оба — друзья и соратники, работают в одном издании, но, тем не менее, в этом вопросе не сошлись, как и сотни комментаторов к обоим текстам. И пусть не главную, но, всё же, какую-то роль в этом споре сыграл тот факт, что один из авторов живёт в эмиграции, а второй продолжает выживать в России.
То, что мы привыкли именовать русскоязычным ЛГБТ-сообществом, на деле представляет собой разношёрстную совокупность людей, не объединённых ничем кроме навязанного российским режимом общего горя и ущемлённого социального статуса. Причём это касается всех русскоязычных квиров, живущих на обломках почившей советской империи, либо покинувших их. И в прежние, куда более вегетарианские времена у нас хватало разногласий. Теперь же, когда миллионы украинцев были вынуждены бежать от путинской войны, а многие сотни тысяч россиян и белорусов — от всё более изуверских репрессий, возник ещё один вектор разобщённости: между уехавшими и оставшимися.
Разберёмся, почему так происходит и попробуем вместе придумать, как нам окончательно не стать чужими друг другу.
Важная оговорка
Следует сразу учесть, что сам по себе факт эмиграции или отказа от неё ещё не формирует никакой общности. Таковая может прослеживаться разве что в рамках одной волны миграции, вызванной определённой причиной.
Условно, на рубеже XIX и XX веков сотни тысяч человек бежали от еврейских погромов, развязанных в Российской Империи стараниями в том числе РПЦ при благосклонности правящей верхушки. Многие из них осели в тогда процветавшей Аргентине. А в 1920-х туда стали прибывать пароходы с белоэмигрантами, многие из которых два десятилетия назад как раз активно участвовали в этих погромах. Ещё через 10 лет туда устремились германские евреи и немцы, спасавшиеся от нацистского режима. И ещё через 10 — уже сами гитлеровцы. Было ли у них что-то общее, кроме языка, страны происхождения и претензий к друг другу? К слову, и у советских политэмигрантов в США волна «колбасных эмигрантов» 1980-90-х вызывала главным образом презрение.
То же самое можно сказать и об оставшихся. Одни делают осознанный выбор, другие просто не имеют возможности уехать. Одни продолжают борьбу за свои права на роддине, другие пытаются приспособиться и, в той или иной степени, принимают правила режима как свои, а то и вовсе присягают ему на верность.
Поэтому любое такое деление весьма условно и не описывается простыми формулами. Но, всё же, есть несколько факторов, которые способствуют всё более заметному разобщению.
Язык
Первая и самая очевидная причина того, что уехавшие и оставшиеся всё меньше понимают друг друга, это сама возможность коммуникации. Причём дело не в том, что эмигранты вынуждены учить язык принимающей стороны. Свой они в первых поколениях тоже не забывают. Но проблема в том, что любой язык — это живой организм, к тому же, весьма динамичный. Даже сегодня наша с вами речь немного отличается от той, что была пару десятилетий назад. А когда носители одного языка расходятся в разные стороны, со временем они будут всё меньше понимать друг друга. Собственно, так и образовалось всё многообразие языков на нашей планете.
Этот эффект работает и на коротких дистанциях. Посмотрите поздние интервью Набокова и Керенского. Они говорят по-русски, но совсем не так, как говорили в те же годы на территории СССР. Их речь осталась прежней, дореволюционной. То же самое можно сказать и про новейшую волну эмиграции. Уехавшие имеют возможность не пользоваться путинским новоязом и, например, называют войну войной. Из их лексикона постепенно уходят многие понятия сугубо российской жизни, зато они оперируют куда более жёсткими определениями всего происходящего. В итоге даже сейчас, когда эмигрантские СМИ берут интервью у тех, кто остался в РФ, заметна огромная разница в том, как и о чём они говорят.
Конечно, современные средства коммуникации сглаживают этот процесс. Но если не случится чуда и Россия продолжит погружаться в хтонь, пытаясь затянуть туда же соседей и, параллельно, отгораживаясь от свободного мира чебурнетом и цензурой, эта разница станет всё более заметной.
Среда обитания
Второе и самое важное определяется затасканной формулой «бытие определяет сознание». Люди в тоталитарных и открытых обществах живут в непохожих системах координат. И даже при сколь угодно хорошем понимании языка друг друга, они вкладывают в одни и те же понятия немного разные смыслы. А ещё они иначе себя ведут и проявляют эмоции, да и выглядят. Вспомните, как после падения Железного занавеса иностранцы удивлялись суровости русских, а россияне — открытости и улыбчивости жителей западного мира.
Эмигранты из России, Беларуси и Украины в первые годы переживают травму, но потом встраиваются с тем или иным успехом в новое общество. И принимают местные нормы поведения. А оставшиеся продолжают получать травмирующий опыт и выживать в недружелюбной среде. Не так важно, является ли главной угрозой очередная российская бомбёжка или пыточные в застенках белорусского КГБ и российского ФСБ. Жизнь в условиях постоянной угрозы делает людей более злыми и закрытыми.
Взаимные претензии
Всё это приводит к тому, что между уехавшими и оставшимися не только остаётся всё меньше общего, но и растут взаимные претензии. Бойцы ВСУ, среди которых немало ЛГБТ-людей, часто (и кто скажет, что несправедливо?) упрекают миллионы уехавших в безопасные страны украинцев. А российские эмигранты, пусть и не все, присоединяются к хору тех, кто обвиняет оставшихся в том, что они не свергли путина. И получают ответную порцию претензий, зачастую, напополам с завистью.
Со временем негатив лишь нарастает. По мере утраты чувства общности бывшие соотечественники и единомышленники становятся всё более удобным объектом для того, чтобы переложить на них ответственность за свой негативный опыт. При всей специфичности проблем, которые возникают у уехавших и оставшихся, и те, и другие оказались в очень уязвимом, беззащитном положении. А людям свойственно обвинять в своих слабостях кого-то другого.
Можно ли всё исправить?
Со временем все войны заканчиваются, диктаторы дохнут, а тоталитарный системы рассыпаются в силу своей неэффективности на длинных дистанциях. И тогда у многих эмигрантов возникает соблазн вернуться. Но, зачастую, попытки такого возвращения оказываются неудачными. Большинство потомков белоэмигрантов, приехавших в постсоветскую Россию, вскоре вернулись в свои благополучные страны. Как и немецкие беженцы, решившиеся восстанавливать разгромленную Германию, уже не смогли жить рядом с теми, кто вчера зиговал. Так что, для многих из нас эмиграция — это навсегда. К тому же, квиры не так часто занимаются вопросами продолжения рода. Поэтому во многих случаях сохранение общения и самой общности может оказаться попросту ненужным. Иногда прошлое надо оставлять в прошлом.
Но если вам дорог кто-то из тех, кому удалось уехать или пришлось остаться, то всё вышеперечисленное не должно становиться непреодолимой преградой. На дворе XXI век, нам доступны (во всяком случае, пока что) любые средства коммуникации. Пусть иногда и через VPN. Надо ими пользоваться. Если мы сохраняем плотное, честное общение, то и способность говорить на одном языке не утратим. Вся разница в новом получаемом жизненном опыте и средах обитания — ещё и повод чаще рассказывать друг другу, как мы живём, что думаем и чего хотим. А участие в совместных проектах, даже если и неформальных или подпольных, помогает нам оставаться соратниками.
***
Ещё век назад почти любая эмиграция была навсегда. Сегодня мы живём на очень небольшой, даже тесной планете, где расстояния и язык становятся всё менее значимыми преградами. Главное — сохранять и формировать общие взгляды, ставить и воплощать общие цели. Проговаривать все возникающие разногласия и учиться прощать друг друга. В конце концов, нас объединяет не только общее прошлое. У нас по-прежнему общий враг, который желает нашей смерти, во многом общие проблемы. Но ещё и общие надежды на то, что вместе мы и на этот раз сможем спасти мир и сделать его таким, в котором всем нам хочется жить. Даже если и на разных его концах.
И совет напоследок
Как общаться с оставшимися, если вы уехали? Тема коммуникации — один из запросов на группе поддержки для ЛГБТ-эмигрантов, которую проводят «Парни ПЛЮС» каждую субботу. Чтобы записаться, напишите в наш телеграм-бот: @parni_plus_bot.
