Откуда и как появилось понятие о «естественной» сексуальности?
Сегодняшнее российское общество охватила средневековая по своему характеру истерия насчет ведения непримиримой борьбы против различных проявлений «ненонормативности» во всех сферах, особенно в области сексуальности. При этом забывается одно важное обстоятельство: реальность никогда не дает нам достаточных оснований для утверждений о том, что на самом деле правильно, а что – нет. Представление о правильности и неправильности определяется властью конкретных людей, а не природой. Наделенные властью люди называют правильным только то, что отвечает их интересам. Именно власть задает рамки того, что считается правильным и что следует считать «естественной сутью» любых вещей, а что считать «противоестественным».
Идея о существовании «естественной» сексуальности впервые возникла в христианской идеологии раннего средневековья. Кстати, самого слова «сексуальность» тогда и не существовало вовсе. Вплоть до конца XVIII в. обобщенного термина для обозначения любых проявлений половой жизни не было. Были отдельные слова, обозначавшие разные функции и способы обращения с гениталиями. Не было даже словосочетания «сексуальное поведение». Оно появилось в лексиконе европейцев только в XIX в. В оригинальных языках, на которых были написаны священные тексты (Библия и Коран), понятия сексуальность и его производных вы не найдете. Нет этих слов и в классической литературе: ни у Гомера, ни у Данте, ни у Шекспира, ни у Гёте. В Библии имеется очень мало высказываний, выражающих отношение к сексу. И эти высказывания всегда имеют многозначную трактовку. Поэтому ранние христианские философы, начиная с 4 века нашей эры, предложили взять за основу для классификации «праведного» и «неправедного» («грешного») обращения людьми со своими половыми органами идею естественности античного философа Аристотеля. Под «естественным» с этого времени стали понимать такое сексуальное поведение, которое а) можно наблюдать у животных, б) связано только с рождением детей, в) связано с «основным» предназначением половых органов. Однако применение этих трех критериев сразу оказалось весьма субъективным. В природе можно обнаружить сексуальное поведение животных, которое никак не направлено на продолжение рода. А любой тезис об «основном» предназначении гениталий трудно доказать. Поскольку сама природа сделала гениталии весьма многофункциональным органом и связала эти функции с попутным получением удовольствия. Объявить «ненормальными» любые идеи о естественности сексуальных практик, направленных на удовольствие, а не деторождение, религиозные философы могли исключительно авторитарными методами – с помощью запретов на иное, не каноническое толкование. И все люди, которые использовали гениталии для получения удовольствия, были объявлены грешниками.
Поэтому любая борьба за «правильный» порядок, направленная против всего «ненормативного» в нашей жизни, всегда предполагает ущемление прав людей, имеющих другие интересы, установление неравенства между людьми и требует обоснования того, что есть люди достойные того, чтобы их интересы удовлетворялись, а есть недостойные.
Почему мы не видим того факта, что разделение сексуальности на «правильную» и «неправильную» создано властью конкретных людей, а не природой?
Парадокс заключается в том, что в нашей повседневной жизни этой борьбы мы, как правило, не замечаем. Нам кажется, что она идет где-то в «высших» политических сферах и не касается простых людей. Ведь никогда нельзя указать пальцем на конкретных людей, с которыми мы взаимодействуем, кто именно из них намеренно пользуется властью в своих интересах. Конкретные люди нас редко притесняют открыто. Напротив, чаще всего они утверждают, что против лично нас они ничего не имеют и не никак не хотят нас ущемлять. Главное, чтобы мы не нарушали установленные правила, соблюдали порядок и не ущемляли своей активностью или же простым явным присутствием их интересы.
Дьявол, как говорится, кроется в деталях. Дело в том, что вся наша жизнь, все отношения между людьми оформлены так, чтобы одни интересы осуществлялись легко и как бы само собой, естественным образом. Тогда как другие интересы было бы сложно или просто невозможно реализовать. Вот это-то и есть настоящая власть, а совсем не та, которая якобы концентрируется в чьих-то руках. Властью на самом деле обладают вовсе не конкретные люди, а созданные ими правила, в соответствии с которыми должны жить (внимание!) абсолютно все, без исключения. Конкретные люди просто пользуются правилами, которые их устраивают. И не дают эти правила исправлять так, чтобы они каким-нибудь образом учитывали интересы других. Вот так и работает настоящая власть. Поэтому власть всегда проявляет себя только тогда, когда возникает противостояние правилам. Это противостояние всегда рано или поздно оборачивается изменением представления о норме.
Получается, что любая ненормативность, например, ненормативная сексуальность, для любого развивающегося общества – это нормальное явление. Оппозиция нормативного и ненормативного совсем не требует борьбы до победного конца одной из сторон. Наоборот, лишь постоянное существование такой оппозиции и признание нормальности факта ее существования позволяет людям видеть ограниченность действующих сейчас норм, совершенствовать их. Обострившаяся же сейчас война с любыми проявлениями ненормативности фактически ведет нас к формированию нежизнеспособного, уплощенного, примитивного по своей структуре и неразвивающегося общества, способного реализовывать только узкий спектр людских интересов.
В свободном распространении широкого спектра знаний о сексуальности поборники «правильного» образа жизни видят одну лишь угрозу растления, сексуального растормаживания и распущенности подрастающего поколения, удар по «традиционным» нравственным основам, который якобы приведет к потере будущих поколений, их духовной целостности, а также подрыву национального суверенитета и общества в целом. На самом деле страх связан с тем, что современное знание о сексуальности неизбежно ведет к признанию равнозначности двух сторон, двух функций сексуальности: функции рождения детей и функции получения удовольствия от секса. То, что сексуальное удовольствие является центральным аспектом человеческого существования, источником физического, психологического, интеллектуального и духовного благополучия, независимо от реализации функции деторождения, давно является общим местом современной глобальной науки.
Как функционирует сексуальность человека с точки зрения современной психологии?
Человеческая сексуальность никогда не ограничивается репродуктивной сферой и не связана только лишь с половыми органами, гормонами и физиологией. Человек способен интерпретировать и наделять смыслами любой опыт. Любой опыт может приобрести для человека сексуальный смысл и значение. Сексуальным может стать любой признак, любая характеристика: волосы лица и тела, особенности тембра и тональности голоса, мускулатура и др. И не только присущая человеку. Все, что в одном значении может и не иметь сексуального смысла, в другом значении его приобретает – эта человеческая способность к символизации делает невозможным четкую фиксацию того, что может стать сексуальным стимулом, регулирование оказывается возможным только через запрет на наделение каких-то признаков сексуальным смыслом. Можно заставить человека отказаться от такой интерпретации, волевым усилием ограничить возможность придания любому опыту сексуального значения, но невозможно эту способность из человека вытравить. Поэтому любая попытка регламентации сексуальности, которая основана на универсальной человеческой способности к символической интерпретации реальности, всегда будет иметь возможность нарушения. Это вопрос свободы выбора сексуальной интерпретации человеческого опыта. За попытками регламентировать, нормативизировать сексуальность всегда скрывается определенное ценностное отношение к телесности человека, а отнюдь не биологическая целесообразность или опасности всякого рода психологических нарушений, якобы имманентно присущие сексуальному желанию.
Сегодня много рассуждают о социальной опасности т.н. «гомосексуальной пропаганды». Однако никто не задумывается о внутреннем логическом противоречии этой страшилки. Получается, что социальное меньшинство (ведь гомосексуалы фактически не имеют у нас широкой социальной и институциональной поддержки), по сути, воспринимается как более сильное, превосходящее своей мощью все социальные и государственные институты, и потому представляет серьезную угрозу гетеросексуальности и связанным с нею социальным институтам. Мало кто задумывается, что страшилка про гомопропаганду ставит, как минимум, вопрос о хрупкости и эволюционной целесообразности такого якобы неустойчивого и подверженного искажению феномена, как гетеросексуальность. Либо гетеросексуальность является эволюционно целесообразным фактом и доминирует в популяции (на чем строится аргументация борцов с гомопропагандой), либо это все-таки «боковая ветвь» эволюции, существование которой немыслимо без серьезной институциальной (т.е. внебиологической) поддержки и искусственного поддержания ради некоей социальной ценности. Допустить последнее в рамках современного научного знания достаточно трудно. Если же гетеросексуальность по определению сильна и биологически обоснована (что является неоспоримым биологическим фактом), то какова же реальная опасность институциональной поддержки наиболее уязвимых членов общества, которые не являются гетеросексуальными, и чьи интересы никак не представлены в публичном пространстве? Обоснованного ответа на этот вопрос в рамках нормативистского мышления найти никогда не удастся.
С научной точки зрения правомерно ставить вопрос не о гомопропаганде, а о том, почему при всем богатстве выбора путей развития да еще в условиях, когда выбор гетеросексуальности оказывается по многим показателям более выгодным, что заставляет подростка или молодого человека выбирать то, что не поощряется большинством общества и не санкционировано нормами?
Почему и как у человека формируется «неправильная» сексуальность?
Сексуальную (равно как и гендерную) ненормативность чаще всего рассматривают как проявление некоего врожденного «болезненного», «ослабленного», «дегенеративного» и т.п. состояния или результат девиантной социализации. Однако любую ненормативность вполне можно рассматривать и как проявление некоторой системы ценностей, которая просто не поддерживается существующими социальными институтами. Почему «настоящий», «правильный» мужчина или женщина всегда должны быть гетеросексуальными? Почему уступка желанию получать удовольствие – это всегда слабость личности? Проявление человеком «иной», «неправильной» сексуальности в таких подавляющих условиях – это отнюдь не слабость, а большая смелость и внутренняя сила, которые позволяют преодолеть налагаемый запрет, перейти установленную «красную линию», бросить вызов господствующему мнению. Далеко не каждый решится признать и позволить реализоваться тому, что однозначно получит негативную реакцию в случае огласки. Для этого нужно хотя бы в какие-то моменты, в каких-то ситуациях быть сильным и уверенным в себе человеком. Иначе такая сексуальность никогда не реализуется в реальной жизни, даже один раз.
Современное научное объяснение процесса формирования сексуального предпочтения можно дать с помощью идей французского социолога П. Бурдьё. Выбор сексуального предпочтения, согласно П. Бурдьё, происходит подсознательно, но всегда произвольно – и не только под чьим-то внешним влиянием. Большую роль здесь играют как раз субъективные представления самого человека о самом себе, возникшие в результате объяснения того, что с ним происходит. Любое внешнее воздействие будет эффективным при условии, что оно хоть как-то вписывается в уже имеющуюся объяснительную схему «кто Я». Здесь имеет место механизм «ключ-замок», а совсем не механизм «чистого листа».
Осознание и наделение смыслом собственной сексуальности происходит у подростка под воздействием разных факторов – как внутренних, так и внешних, но никак не в результате исключительно внешних воздействий. Современная психология давно отказалась от представления о том, что ребенок – это пассивный «чистый лист бумаги», на который можно нанести любой рисунок. У детей многого нет и многое еще не до конца сформировано, но они не являются исключительно пассивными объектами внешних условий и обстоятельств. Скорее можно говорить о том, что в физическом и социальном плане дети просто ограничены в возможностях и выборе собственных путей. В этом плане они зависимы от взрослых. Но внутренний мир ребенка взрослыми не контролируется. Дети вполне могут иметь собственное, отличное от взрослых, внутреннее отношение к миру, в том числе – к собственному телу и сексуальности. И задача взрослых – оказывать поддержку детской самостоятельности наряду с поддержкой в тех сферах, в которых они еще не самостоятельны. Однако чаще всего взрослые просто подавляют ростки детской самостоятельности, не осознавая, что в благих целях применяют к детям насилие.
Когда речь идет о насилии над детьми, то в основном говорят о физическом (побои, порка, сексуальное насилие, морение голодом, ограничение физической свободы) или психологическом насилии. Но есть еще один уровень насилия, который испытывают т.н. «нормальные» дети. Это уровень злоупотребления взрослыми личной и институциональной властью с помощью особого содержания понятия «детство» – когда детей по определению рассматривают в качестве ограниченных по своим возможностям, неспособных к самостоятельным действиям, глупеньких, полностью зависимых, требующих контроля и опеки над каждым аспектом их жизни.
Народная мудрость, книги, мультфильмы, кинофильмы, школа, детские лагеря, социальные сети родителей – все это разветвленная социальная фабрика, призванная поставить детей на определенное место в социальной системе и обеспечить социальное неравенство по критерию возраста. В этой системе социального неравенства подавление сексуальной ненормативности молодежи выступает всего лишь одним из звеньев длинной цепи подавления. Главная проблема, которая воспроизводит неравенство людей в самых разных сферах, заключается в том, что в нашем обществе ни для детей, ни даже для взрослых не создаются институты, которые бы представляли все многообразие интересов. Некоторым интересам просто отказывают в праве на существование. А если люди осмеливаются о таких признаках заявлять во всеуслышание, публично, то их лишают и права быть полноценными людьми. Вот отсюда произрастает издевательство и насилие над «не такими» именно как дисциплинирующие, «исправительные» практики. Сама структура общества производит это насилие и оправдывает его. Люди, лишенные легальных возможностей отстаивать свои «иные» интересы, в ответ могут бороться за себя только нелегальным образом, используя насилие (ведь других способов им не дано), автоматически попадая в категорию не просто «аномальных», «не правильных», но преступников. Так возникает замкнутый круг насилия, в котором ответственность за насилие парадоксальным образом возлагается на исключенных из нормального взаимодействия, а не на тех, кто их исключает.
Последствия либерализации процесса формирования сексуальности: мифы и факты
Прерывание этого порочного круга насилия возможно только в одном случае: когда страх перед неограниченной сексуальностью сменится рациональным отношением к ее многоликости. И когда вместо репрессивного подавления сексуальности возникнет традиция незашоренного сексуального образования. Людей с раннего возраста нужно учить не подавлять, а проявлять свою сексуальность и владеть ею. Однако в этом вопросе адепты нормативизма неизменно видят угрозу сексуального совращения. Но есть ли эмпирически достоверные научные факты, подтверждающие реальность или мнимость этой угрозы? Жизнь предоставляет нам различные возможности проверки этого опасения в ходе т.н. «естественных» экспериментов. Один из таких «экспериментов» имел место в одной американской школе штата Массачусетс. На протяжении пяти лет (1978-1983) открытый гей-активист работал в этой школе учителем, взаимодействуя с учениками в возрасте от 11 до 14 лет. В то время в американском обществе так же остро, как сегодня для российского, стояли вопросы о том, не повлияет ли открытая гомосексуальность учителя каким-либо провоцирующим образом на развитие сексуальности детей? Имеет ли право открытый ЛГБТ-учитель заниматься педагогической деятельностью?
Здесь следует учесть, что школа эта была не совсем обычной. Район был преимущественно населен жителями, имеющими высшее образование и либеральные политические взгляды – в молодости родители учеников сами либо были вовлечены в субкультуру хиппи, либо были представителями экспериментаторских школ в системе образования, многие были профессорами Гарвардского университета, правозащитниками и либеральными интеллектуалами. Поэтому и для самих учеников открытость учителя-гомосексуала не была культурным шоком, поскольку вопросы сексуальности и либеральные взгляды на нее свободно обсуждались и в их семьях. Школьники, которых учил публичный гей-активист, после школы и вне рамок семьи находились в весьма традиционной по своим сексуальным взглядам социальной среде.
Через 20 лет после завершения профессионального взаимодействия учеников с этим педагогом администрация школы провела опрос выпускников, направленный на выявление долгосрочных последствий прямого и длительного контакта детей с педагогом-открытым геем.
Опрос основывался на т.н. «целевой» выборке, для которой важными характеристиками является не репрезентативность, а степень ее однородности по ключевым признакам. Данные опроса такой выборки позволяют делать выводы относительно тех людей, которые оказались доступными для исследования. Оказалось, что откликнувшиеся ученики обозначили свои сексуальные предпочтения как исключительно гетеросексуальные. Все респонденты отметили, что открытая гомосексуальность педагога никак не повлияла на их собственные предпочтения. Однако в ряде анкет были замечания, что если бы они ощущали себя в подростковом возрасте геем или лесбиянкой, то общение с открытым геем-педагогом значительно облегчило бы им жизнь за счет моральной поддержки.
По воспоминаниям респондентов, они не воспринимали сексуальность учителя как нечто требующее обсуждения между собой, как это делали их сверстники, у которых не было открытого педагога-гея. Они не рассматривали гомосексуальность как нечто исключительное, особенное, приковывающее к себе пристальное внимание. Гомосексуальный педагог воспринимался детьми, прежде всего, как педагог, а не гомосексуал. Столкновение с взрослым человеком, открыто проявляющим свою гомосексуальность в позитивном контексте, расширило у учеников спектр возможных смыслов этого понятия, им было интересно сопоставлять стереотипы о гомосексуалах с реальным геем-учителем. Как следует из ответов респондентов, общение с учителем-геем действительно оказало влияние на развитие личности детей, и это влияние было связано с развитием у них представлений о нормальности гомосексуальности как социального явления. Общение с открытым и позитивно воспринимающим себя учителем-геем, по мнению респондентов, отразилось на их большей открытости и доверии в общении с другими людьми, а также на отсутствии у них дискомфорта, связанного с восприятием сексуальности партнеров по общению.
В качестве заключения
Что же можно сказать в качестве заключения по приведенным выше рассуждениям? Борьба с ненормативными жизненными практиками, в том числе с сексуальностью, под лозунгом установления «правильного» («нормального», «традиционного» и т.п.) порядка по сути своей представляют неумолимое движение к обществу, основанному на консервации и воспроизводстве различных форм неравенства. К обществу, жестко разделенному на «достойных» и «недостойных», «праведников» и «грешников», угнетателей и угнетенных. А потому обществу достаточно неустойчивому и к тому же некомфортному для проживания всех, а не только «изгоев». Ведь диалог, а совсем не взаимоуничтожение «праведного» и «грешного», «нормального» и «ненормального» является движущей силой и скрепой любого устойчивого и развивающегося общества. В отсутствие всякой ненормативности общество теряет возможность гибко приспосабливаться, меняться к изменяющимся обстоятельствам, устанавливать баланс между разнообразными интересами. И отношение к сексуальности как способу получения удовольствия, а не только деторождения, по сути, является лакмусовой бумажкой, ориентиром, показывающим конечную цель, в направлении которой объективно движется общество да и конкретные люди. Что бы они ни говорили нам о своих благих намерениях.
