Репрессии со стороны государства по отношению к квир людям значительно увеличиваются в последние несколько лет
Несмотря на это многие остаются в России по самым разным причинам: недостаток финансов, необходимость закончить учебу, связь с близкими, работа, отношения и множество других факторов.
Не передать словами благодарность за количество историй, которые были присланы нашей редакции. Более 250 человек поделились своими чувствами и рефлексией в первые часы, как только мы открыли сбор ваших историй. Ваш покорный редактор прочитал каждую из них и отобрал субъективно лучшие, сделать это было крайне нелегко.
В историях наших читателей было много боли, переживаний, страхов, тревоги, разочарований, злости, грусти и других эмоций, которые создают еще больше трудностей на пути принятия своей идентичности, большей уверенности в своем будущем и собственной положительной репрезентации в кругу близких и родных – при этом каждая из этих историй была по-особенному важной и настоящей, которую ни одна гомофобная власть уже не сможет стереть, как бы не старались это сделать.
Павел, 39 лет, гей, Ульяновск
Я остаюсь в России, потому что мне, откровенно говоря, ехать некуда. И дело не столько в том, что я какой-то особенный — обычный человек в толпе. Снобистского высокомерия во мне нет, и пафосное восклицание «Родина! Это — Родина!» мне тоже чуждо. Дело в том, что куда бы ты ни поехал, ты увозишь себя с собой — и проблема не в стране, проблема в человеке.
Так получилось, что у меня не осталось знакомых или друзей-геев, и я честно не знаю, как у них, а у меня — ничего, кроме разочарования. А что там? Там свобода? Так и свободен в своем выборе молчания. Истерика про отъезд свойственна тем, кому есть что терять, а когда терять, кроме собственных оков, нечего, то и смысла в эмиграции нет. Второй момент — это возраст. Мне 39 лет. Вероятность того, что что-то изменится вокруг меня настолько, что окажет будоражащее действие, крайне невысока.
Как это влияет на психологическое здоровье? Негативно, конечно. Гнев и отчаяние, больше ничего. Я думаю, что Россия больна. Моя страна в агонии, высокая температура, раковые опухоли по всему телу. У данной болезни два исхода — выздоровление путем пересадки органов и переливания крови, либо — смерть. Я за смерть. Да, Путин и все его друзья смертны, и им далеко за 60 лет. Они умрут, но годы, потраченные в подполье на ожидание их смерти, никто не вернет, поэтому — проиграют все.
Что помогает сохранить себя и свою идентичность в этой ситуации? Молчание. Будучи не публичным человеком, живущим в глубокой провинции, мой голос не имеет ни веса, ни значения. Поэтому я молчу. Хорошо ли это? Нет, но это — безопасно.
Альберт, 21 год, гей, Ставрополь
Остаюсь в России из-за отсутствия финансовых возможностей для получения визы или покупки билетов в страну, где буду просить убежище. Еще из-за своих близких людей, собаки и страха перед тем, что будет со мной в стране с другим языком, где я буду просто ни с чем. На психическое здоровье влияет заметно, но больше на меня влияет поддержка войны от нашего общества. Из-за этого испытываю раздражение к людям, даже которых не знаю. Вот просто вижу их на улице, и мне дико некомфортно, я понимаю, что большая часть из них поддерживает войну, за это их ненавижу.
Насчет моей ориентации, я не особо сильно заметил на себе влияния этих законов, так как у меня есть парень. Не знаю, как обстоят дела на сайтах знакомств и не испытываю страха встречи с человеком оттуда. Мои друзья все знают, что я гей, сестра знает. Из окружения никто не изменил своей здоровой позиции.
С семьей отношения с начала войны стали ужасными. Я перестал общаться с кем-либо, кроме родителей, но и с ними у меня тоже сильные недопонимания и отдаление с моей стороны, так как отец полностью поддерживает военную агрессию в сторону Украины.
Я все-таки замечаю, что общество стало более гомофобным, особенно взрослые люди. Многие из них говорили: «Если бы не Путин, то у нас уже бы тоже с ЛГБТ-флагами бегали и выражали благодарность ему». В общем, надеюсь, что в скором времени я наберусь сил, смелости и тоже эмигрирую, как все ребята, которые хотят спокойной, безопасной жизни. А еще хотел сказать, что, наверное, как-то влияет на меня, что из моих квир-знакомых пока никто не уехал из России.
Настя, 26 лет, цис-квир, Москва
Я остаюсь в России, потому что во мне нет душевных сил и готовности пытаться эмигрировать в другую страну и бороться там за высокий уровень жизни. Я живу в Москве со своей девушкой-асексуалкой, мы живем вместе закрыто от общества и открыто для наших ближайших родственников уже третий год. Моя семья обеспечена, и вдвоем мы зарабатываем достаточно, чтобы жить уютно.
Однако я знаю, что если мы эмигрируем, наш уровень жизни неизбежно упадет. Аренда жилья, документы, поиск работы — все это для меня будет непосильной ношей. Я не готова рисковать тем комфортом, который есть у меня сейчас, даже ради возможности жить абсолютно открыто.
После усиления гомофобных законов мы решили, что не будем заводить детей. Раньше я этого хотела и была готова к 30 годам завести ребенка, однако теперь — уже нет. Я отказываюсь обманывать своего ребенка всю его жизнь, или значительную его часть, говоря, что соседка/мама второго ребенка «всего лишь няня». Однако рисковать его здоровьем и безопасностью, живя открыто, я тоже отказываюсь. Никто не знает, когда ребенок нарисует в детсаду на картинке «моя семья» двух мам, и какие этот рисунок вызовет реакции у окружения. Отказ от возможных детей для меня дается тяжело, это очень обидно и горько, что ненависть ко мне и моей партнерше лишает меня части моего желания, лишает моих любящих и принимающих родителей, возможности стать дедушкой и бабушкой раньше.
Моя жена — главная опора в эти трудные времена, а я — ее опора. Для нас главное оставаться вместе и быть максимально счастливыми, несмотря ни на что.
Леня, 27 лет, гей, Москва
У меня нет высшего образования или суммы денег, превышающей 200 тысяч рублей, а потому легальный переезд в страну, где будет безопаснее, маловероятен. Иные варианты, где будет не менее опасно, но вне России, не имеют смысла, так как любой переезд — это большая финансовая и психологическая нагрузка. Для меня собственное состояние важнее, чем предполагаемое общественное мнение.
Мы с моим партнером неоднократно обсуждали переезд и продолжаем это делать, стараясь подготовиться к такому сценарию, но за моральным и/или физическим спадом приходят прокрастинация и необдуманные траты части сбережений. Также мешает тревожность в связи с необходимостью антиретровирусной терапии — недоверие, страх и чувство самозванства мешают долгосрочному планированию.
Нас долгое время поддерживало распространение квир-литературы, искусства, сообщества, которое вокруг этого собралось. Война кастрировала эту арт-сцену низким уровнем доверия к государственным или успешным институциям, которые продолжают говорить об актуальном, но делают это значительно тоньше и тише. Теперь распространение стало опасным, как и демонстрация отношений. Я никогда не перестану держать руки или целоваться на улице, но это моя привилегия человека, проживающего в Москве.
Фогель, 39 лет, агендер, Санкт-Петербург
Я остаюсь в России потому, что люблю свою страну. Отчего-то в ЛГБТ-среде принято считать, что все ЛГБТ-персоны непременно мечтают уехать за границу. На самом деле это не так. Я есть и существую — я и ЛГБТ, и патриот. Люблю свой город Петербург и активно путешествую по другим городам России: Москва, Нижний Новгород, Калининград, Ярославль, Сочи. Страна большая и у нас очень много всего интересного. Мечтаю побывать в Казани и Красноярске.
У меня здесь живут родители и друзья, я работаю в бюджетной сфере. Свою ориентацию на работе не афиширую, но друзья знают. Лично никаким репрессиям не подвергался, хотя слышать оскорбления в СМИ, разумеется, неприятно. Но никакого страха не испытываю. ЛГБТ-люди и до революции как-то жили, встречались, влюблялись, а тогда законы были куда жестче.
В конце концов, законы меняются, а страна остается – и мы в ней
Михаил, 46 лет, гей, Москва
Нет денег выехать. Строим планы с моим парнем о выезде, 24 года уже вместе. Но мы не молоды, и трудно адаптироваться, найти работу, выучить язык. Повысилась тревожность. Увеличилось количество алкоголя. Очень много негатива из русскоязычного сегмента интернета. Мы не сильно скрываем свою ориентацию, достаточно брутальные, но стало страшно. Это передается и близким, хотя у них нет такого стресса.
Я по второму образованию клинический психолог и в меру своих сил пытаюсь помочь близким. С каждым прожитым днем чувствую возврат к СССР, только во всем отрицательном. Надежды на улучшение нет в ближайшее время. Чувствую себя заложником, но я такой не один. Зимой пытались и участвовали в выдвижении Дунцовой. На встрече увидел огромное количество таких же людей, как мы. Поэтому сейчас мы в России. Наверное, именно это дает силы.
Матвей, 16 лет, транспарень, Калининград
Не могу уехать из-за того, что я несовершеннолетний. Собираюсь поступить в университет в своем городе или Питере, и потом уже что-то делать. За последние года полтора-два не было ни дня, когда я не думал, что будет со мной в будущем. Мне постоянно очень тревожно из-за этого, меня тревожит неизвестность, вероятное отсутствие поддержки от родственников и одиночество в новой стране.
Еще дело осложняет моя сфера деятельности. Я поступаю в университет на актера, режиссера драмы и театроведа. Работу мне будет найти сложнее, чем условному айтишнику. Плюс с выходом России из болонской системы вообще не факт, что кого-то в принципе будет интересовать мой диплом.
Предполагаемый отъезд не сильно влияет на мои отношения с друзьями, так как большинство из них тоже собираются уезжать. Я только не знаю, как говорить об этом с родителями — я на 70% уверен, что меня не примут, если я сделаю каминг-аут.
Мне очень больно из-за того, что я вынужден уехать из страны, которую я искренне люблю, только из-за того, что старые маразматики у власти объявили миллионы людей, и меня в том числе, вне закона. Мне страшно. Я не перестаю надеяться, что «кто-то хороший у власти окажется и все наладит нежданно-негаданно», но надежда просто мизерная.
До закона о запрете трансперехода я еще думал, что смогу жить в России, а эмиграция — вариант на крайний случай, но сейчас я не представляю своего будущего здесь, потому что не могу, не хочу и не буду отказываться от своей идентичности. Я много раз ловил себя на мысли: «Я бы согласился на конверсионную терапию, если бы она работала», – и вот это правда ужасно.
Эл, 21 год, квир, Казань
Быть квиром в России и так непросто, но еще сложнее скрывать это от семьи, особенно когда они известные в некоторых кругах медиа-персоны, к тому же и ультрарелигиозные. Даже если и удастся куда-либо уехать, всю жизнь придется скрывать важную часть себя от самых близких. Вдруг узнают? Вдруг друзья семьи увидят в соцсетях местоимения? Рассказывая что-то, выкладывая посты в соцсетях и даже одеваясь по утрам, приходится пересиливать себя и использовать «правильные» местоимения, выглядеть «правильно», быть теми, кого хотят видеть близкие.
Из-за ментальных расстройств это становится в разы сложнее. Уехать не дает страх. И то, что, кажется, я настолько привыкли скрываться и быть «нормальными», что куда бы ни уехали, уже не смогу быть собой. Не бояться делать каминг-аут перед новыми знакомыми, не бояться потерять кого-то из-за идентичности, из-за того, что кому-то сложно за конвенционально феминной внешностью разглядеть меня настоящих.
Страшно жить тут, но и там не менее страшно
Кристоф, 40 лет, гей, Москва
Мы с моим партнером вместе уже практически 10 лет, заработали и на квартиры, и на загородный дом, и на машину. Все, о чем можно мечтать или желать. Когда началась война, мы были в шоке, до сих пор в шоке. Практически ни с кем не общаемся, так как многие поддерживают курс z-патриотов, и сил спорить или переубеждать, нет.
Уехать не можем. У меня и моего партнера мамы уже в возрасте и болеют. Моя мама перенесла 3 инсульта и из квартиры не выходит без помощи уже лет 5. Его мама перенесла рак. Содержим их, помогаем, постоянно то лекарства, то в больницу, то одно, то другое. Но ощущение, что жизнь «утекает», присутствует каждый день. Постоянные разговоры и выбор стран, куда уехать, но это все вода. Пока живы родители, никуда мы не уедем и не бросим их. Скорее, все эти разговоры стали как мечты о лучшей жизни и способом поддержки друг друга, своеобразным лекарством, чтобы не сойти с ума.
Анна, 24 года, пансексуалка, Казань
Я в целом никогда не рассматривала переезд из России, это казалось совершенно недостижимым для меня, и в целом, если лично не сталкиваешься с притеснениями, опасными для жизни, было ощущение, что с этим можно свыкнуться. Но после решения Верховного суда я кардинально поменяла свое мнение буквально в один момент и решила, что нам с девушкой нужно уезжать.
Однако подготовка — это долгий и сложный процесс, с кучей вопросов по типу куда переезжать, как жить в другой стране, если с языками плохо, а профессия не востребована нигде, кроме России. Все это тормозит процесс, а страх перемен и ошибок не дает двигаться быстрее к цели. На данный момент мы продумываем план и копим деньги, но остаемся в России. К счастью, никаких преследований или угроз нам с девушкой не приходилось переживать, надеюсь, так будет и дальше, и мы сможем спокойно уехать, когда будем готовы.
Первые два месяца после вынесения решения я как будто бы застыла в пространстве и времени, потому что не верила, что они могли вынести решение, которое настолько очевидно нарушает права и законы. Сейчас уже свыклась с этим, но тревожность все также ощущается. Раньше я, кажется, даже не замечала, насколько часто страшно говорить о себе малознакомым людям о своих отношениях и как негативно влияет на меня замалчивание этого. Мама так и не поняла, из-за чего я переживаю, потому что она думает, что ЛГБТ никак не притесняют и не угнетают, а папе и остальным родственникам так и не решилась рассказать. Благодаря своей девушке и окружению я в целом чувствую себя комфортно, потому что получаю много поддержки и валидации. Ну и, конечно же, работа с психологиней — без этого никуда.
Сергей, 19 лет, гей, Краснодар
Остаюсь в России, потому что это моя родина, тут моя семья, друзья, все, кого я знаю. Уезжать не собираюсь, закончу учебу тут, если придется — отслужу год в армии, потом буду работать тоже в своей стране, где я гражданин, пусть и с ограниченными на данный момент правами.
Мое окружение не гомофобное. Конечно, в России полно гомофобов, но так будет не всегда и, когда в стране произойдет революция или смена власти другим путем, я буду в авангарде новой власти и нового общества, буду его строить вместе с миллионами других россиян и представителей ЛГБТ.
Оставить свою родину? А почему это должны делать мы? Я не собираюсь отдавать свою страну ее насильникам. Это все равно что мать, которая находится в абьюзивных отношениях с отцом и не хочет от него уходить — нельзя ее оставлять, наоборот, надо помочь ей в этой борьбе. Да, порой в ущерб себе, но не все в жизни просто и легко.
Что я буду делать, если меня захотят посадить? Мой ответ не будет сильно отличаться от ответа Алексея Анатольевича. Но лишний раз провоцировать тоже не стану, как некоторые наши товарищи, которые нарочито пытаются подпасть под уголовное преследование, чтобы получить доказательства преследования для беженства. Беженцем становиться не собираюсь.
Кто-то же должен бороться за свободу своей страны здесь, а не в безопасной Европе – Россия, моя страна, не Путина – аноним
