Мобилизация для трансгендерных людей в России – это унижения, сексуализированное насилие и гибель от рук соотечественников-сослуживцев.
Редко какой глава государства проявляет такую осведомленность в вопросах трансгендерности, как Владимир Путин. В участившихся за последний год своих публичных посланиях другим ветвям власти и народу, он стабильно упоминает трансгендерных людей, то называя нас презрительно «трансформерами» (2019 год), то пересказывая с возмущением случаи участия трансгендерных спортсменок и спортсменов в международных соревнованиях (декабрь 2021 года).
Вот и в последнем послании на прошлой неделе, объявляя об аннексии 4 украинских регионов, он решил объяснить, что главная цель его войны – не допустить, чтобы в России, кроме мужчин и женщин, были бы «ещё какие-то гендеры», а в свидетельствах о рождении детей писали бы «родитель 1» и «родитель 2».
Почему для оправдания своей преступной агрессии российская власть и пропаганда выбирают именно трансгендерность?
Путин объясняет это так, что он ведет войну против всего «коллективного Запада» и его ценностей. Почему он выбирает в качестве главной ценности, которую нужно уничтожить, именно толерантность к ЛГБТ+ людям, и особенно к трансгендерным людям? Некоторые аналитики считают, что Путин думает, будто именно это ксенофобное утверждение хорошо откликается сердцам его избирателей и сторонников, сплачивает «простой народ» вокруг него и мотивирует поддерживать его войну. Другие – что Путин в принципе боится будущего, а нарратив о страшных «экспериментах на детях» всегда сопровождают фольклорные апокалиптические мифы.
Не то, чтобы эти трансфобные высказывания существенным образом влияли на довольно лояльное в последние годы законодательство, позволяющее трансгендерным людям в России менять удостоверения личности и другие документы в соответствии со своей идентичностью, делать гендерно-аффирмативные операции и получать гендерно-аффирмативную гормональную терапию.
Но зашкаливающий уровень публичной президентской трансфобии, разумеется, отражается на уровне бытовой трансфобии среди медицинского персонала, мелких чиновников муниципальных и государственных учреждений, к которым приходится обращаться по вопросам медицинского и социального перехода, ну, и разумеется, на трансфобии в социальном окружении трансгендерных людей.
Значительная часть транслюдей в России не может поддерживать отношения со своими родными из-за трансфобии, подкрепляемой из телевизора словами не кого-нибудь, а самого авторитетного человека в стране.
Из-за войны и мобилизации трансгендерные люди в России оказались в ситуации, которая грозит им реальной гибелью, сексуализированными преступлениями против них, унижениями – от рук соотечественников и сослуживцев сразу на пункте сбора: ряд законов и сложившихся практик в стране с очень перекошенными представлениями о гендерном равенстве, угрожают получением «повесток» (обязательств явиться на мобилизационный пункт для отправки на войну) как трансфеминным персонам, так и трансмаскулинным. Легко представить, что произойдет с женщиной или с парнем без гендерно-аффирмативных операций на гениталиях – в ограниченном пространстве в толпе агрессивных и обозленных мобилизацией мужчин из очень-очень партриархатной культуры, попавших в казарму по вине своего президента-трансфоба.
Лиза, 22 года, живет в крупном городе на востоке России: «Я работала в IT Game Development, но из-за войны от нас ушёл издатель, наша команда развалилась. Я пошла работать в магазин, но и оттуда меня уволили буквально две недели назад. У меня заболевание, с которым нельзя служить в армии, но судя по новостям, повестки высылают всем подряд. Я выгляжу очень феминно, и всё ещё жду своей очереди на комиссию. Я не могу уехать из своего дома, потому что у меня нет денег, поэтому от военкомата прячусь дома, никуда не хожу и просто не открываю никому двери».
Как получилось, что трансгендерных людей могут заставить пойти убивать украинцев?
На жизнь трансгендерных людей в России влияет закон о воинской обязанности, а также МКБ10 (по которой страна до сих пор живет) с описанием трансгендерности как психиатрического заболевания. Многие трансженщины стоят на воинском учете, как рядовые или даже офицеры, пока не докажут, что у них есть психиатрический диагноз «Транссексуализм» и не поменяют на основании этого диагноза гендерный маркер в удостоверениях личности.
Поменяв гендерный маркер в документах и даже не приезжая в военкомат, трансженщина может попросить, чтобы ее сняли с воинского учета – эта процедура довольно легкая и почти бесплатная.
Но не у всех получается сделать это быстро. Сначала надо пройти «комиссию» – консилиум врачей-психиатров, которые придут к выводу, что у трансгендерной женщины действительно есть психиатрический диагноз «Транссексуализм» (F64.0 в МКБ десятого пересмотра)*.
*) Для того, чтобы российские медики начали руководствоваться в своих практиках МКБ следующего пересмотра, Министерство здравоохранения должно выпустить специальный закон, который должен быть утвержден по всем правилам – за него должен будет проголосовать парламент Российской Федерации. Эксперты прогнозируют, что пройдёт ещё несколько лет, прежде, чем МКБ11 станет актуальным руководством к действию в России.
Прохождение комиссии – дело довольно дорогое, сами комиссии есть не во всех городах, и транслюдям надо приезжать и жить несколько дней в чужом городе. Очереди на комиссию даже в мирное время были велики, а сейчас интерес к ним, как никогда, высок, и время ожидания комиссии может растянуться на несколько месяцев.
Некоторым трудно пройти комиссию из-за свидетельства о рождении, выданном в другом государстве (например, в стране бывшего СССР, среди которых есть и Украина, на востоке которой часть ЗАГСов разрушена или сгорела вместе с архивами, а отсутствие доступа к актовой записи о рождении является серьёзным препятствием к смене свидетельства о рождении – важного документа для российского законодательства в вопросах смены документов в принципе). Другие – боятся потерять детей: по гомофобным законам РФ у ребенка не может быть двух матерей, в новых документах трансженщины могут быть не указаны ее дети. Если ребенок усыновлен, то, скорее всего, опека отберёт усыновленного ребенка у персоны, «сменившей пол» по документам. И такие случаи в России уже были. Эта угроза относится к транслюдям разных гендеров.
Довольно существенное количество трансженщин стремительно и успешно феминизируют свою внешность, начиная гендерно-аффирмативную гормональную терапию самостоятельно без наблюдения эндокринолога, до получения всех диагнозов. Они принимают в качестве гормональных препаратов женские оральные контрацептивы, или другие безрецептурные препараты, содержащие эстрогены; проходят болезненные процедуры лазерной эпиляции для удаления растительности на лице и теле, но отращивают длинные красивые волосы, одеваются в женскую одежду.
Многие из них в этой борьбе с мучительной дисфорией, от которой хочется избавиться побыстрее, теряют официальную работу, доход, поддержку семьи, оказываются на улице без средств к существованию. Чтобы совершить поездку в крупный город на комиссию, нужны средства, а еще – нет гарантии, что комиссия выдаст желанное заключение о диагнозе.
Несмотря на то, что сами комиссии создаются для помощи трансгендерным людям, их руководителями порой движет собственный исследовательский интерес, иногда основанный на изначально трансфобных позициях, и вместо оказания помощи, психиатры, бывает, наслаждаются своей ролью «гейткиперов» в мир трансгендерности, прикрываясь тезисами о спасении пациентов от собственных заблуждений.
Даже получив заветное медицинское заключение, позволяющее поменять гендерный маркер в удостоверении личности, трансженщина должна еще посетить несколько инстанций, два раза поменять паспорт, может столкнуться с бытовой трансфобией чиновниц нужных учреждений.
Например, сотрудники полиции, которые принимают непосредственное участие в процедурах замены удостоверения личности, кроме насмешек, часто просят приносить дополнительные, ненужные справки и документы, такие как медицинские заключения (что является нарушением закона о медицинской тайне), или пояснительную записку от отца (!!!) о том, что он согласен с трансгендерным переходом своей взрослой дочери; ЗАГСЫ могут не выдать, напротив, нужных бумаг, ссылаясь на внутренние регламенты, что тоже является нарушением закона.
Да, уровень трансфобии в обществе настолько велик, что некоторые чиновники и сотрудники полиции, скорее пойдут на нарушение закона, зная, насколько бесправны перед лицом государственных институций люди вообще, и особенно – такие «странные», как трансгендерные люди. При этом закон, позволяющий транслюдям менять все эти необходимые для жизни бумаги, в России не такой уж и сложный, регламенты хорошо описаны в нормативных документах и на самом деле защищают право на трансгендерный переход, это выгодно отличает страну от соседних и даже некоторых прогрессивных западных стран. Это удивительно, да. Однако бытовая трансфобия, особенно в городах, далеких от «продвинутых» столичных городов, порой нивелирует все достижения законов, регулирующих транспереход в России.
Таким образом, у нас есть тысячи женщин, которых могут отправить на войну, а у них на руках ещё нет достаточно бумаг, чтобы военкоматы оставили их в покое. И даже если мы вынесем за скобки их естественное человеческое желание не убивать других людей, у них исчезающе мало шансов доехать живыми до «зоны боевого соприкосновения» живыми.
Сохранение сексуальной неприкосновенности и даже жизни становится для трансженщины практически непосильной задачей среди толпы цис-мужчин – неинформированных о трансгендерности, социализированных в ксенофобной культуре, голодных, замерзающих, выпивающих, скучающих, разъяренных бытовой необустроенностью и самой мобилизацией, и, что самое главное – не способных сопротивляться антигуманным намерениям своего президента-трансфоба.
Какие способы есть у трансженщин, чтобы избежать этой ситуации?
Правила такие же, как для всех, у кого мужские документы: не брать мобилизационное предписание, а для этого надо уволиться с работы (или попроситься работать удаленно, если работодатель согласится), сменить место жительства, не приходить в военкомат или эмигрировать.
А что же трансмаскулинные люди?
Их проблемы несколько другие, но тем не менее, их путь пока такой же – прятаться, не иметь возможности устроиться на постоянную работу, прервать обучение в институте.
Поскольку каждый человек с мужскими документами в России должен стоять на воинском учёте, и у трансгендерных парней, получивших мужской гендерный маркер в документах, есть такая обязанность: пойти и встать на воинский учёт.
Да, у трансгендерных мужчин есть эффективный способ получить категорию «Д» в военном билете из-за трансгендерности, но широко распространены случаи, когда председатель военно-врачебной комиссии заставляет транспарня проходить дополнительное обследование в ПНД. Избегая унизительных проверок и потери времени в очередном ПНД, а еще – став невольной жертвой широко распространенных в сообществе мифов о недоступности загранпаспорта, выезда за границу и получения водительского удостоверения из-за категории «Д» в военнике, некоторые трансмужчины добивались категории «В»: с ней не возьмут работать кадровыми военными, полицейскими или в МЧС, но могут призвать на сборы или мобилизовать.
Очевидно, что до 24 февраля мы все всегда думали, что мобилизация – крайне нереалистичная перспектива для кого угодно, поэтому и трангендерные мужчины не принимали эти риски во внимание. И вот теперь к ним тоже может прийти повестка.
При этом значительная часть транспарней не делали «нижних операций» по разным причинам, две из которых – невероятная дороговизна и недостаточная продвинутость хирургического искусства в создании неопенисов и других гендерно-аффирмативных вмешательств.
Не надо обладать сверхмощной фантазией, чтобы смоделировать сценарии буквально первого вечера транспарня без нижних операций на пункте сбора среди сослуживцев, рядом с которыми и в мирное-то время не очень хочется находиться.
Сейчас юристы, специализирующиеся на защите прав трансгендерных людей в России, советуют всем транспарням, кто даже и успели получить удостоверения личности с мужским гендерным маркером, но не успели дойти до военкомата, не ходить в военкомат, не вставать на воинский учёт.
Однако, у них будут проблемы – если они учатся в институте, их могут отчислить из вуза, а если работают – уволить с работы за отсутствие военника, и на новую работу их могут не взять без военного билета, потому что в России обязанность следить за потенциальным пушечным мясом возложена на высшие и средние профессиональные учебные заведения и на работодателей, включая частный бизнес.
В крупных городах, конечно, у людей есть способы зарабатывать деньги по-разному, иногда даже не отказываясь от своей профессии и не переходя на более низкооплачиваемые позиции. Некоторые работодатели согласятся перевести сотрудников на удалёнку, но перспектива – уволиться с работы, потерять доход и при этом обзавестись новой статьей расходов на аренду жилья (нового жилья по другому адресу), серьёзно подрывает шансы на благополучную жизнь.
Во всём мире правозащитники и организации, борющиеся за права и благополучие трансгендерных людей, озабочены высокой степенью маргинализации транслюдей, предлагают разнообразные виды поддержки и надеются на изменение политической ситуации и культуры в целом, чтобы транслюдям не пришлось вычеркивать себя из общества, сталкиваться с трансфобией на рабочих местах и в общественных пространствах. В нашей же стране ситуация складывается таким образом, что уровень маргинализации трансгендерных людей, которые еще две недели назад считали себя относительно благополучными, в одночасье вырос кардинально.
Профессии, нужные для войны
И есть, наконец, ещё одна группа трансгендерных людей, как мужчин, так и женщин, которые вынуждены скрываться от мобилизации: люди с военно-учетными специальностями. Обладателей ВУС не снимают с воинского учёта, какие бы гендерные маркеры ни стояли в их удостоверениях личности.
Может быть, они и не будут жить в общих казармах, где высок риск сексуализированного насилия и гибели от рук сослуживцев, но они не хотят помогать российской власти вести эту войну. Многие из них задумываются об эмиграции или уже уехали, но страны Европы от них практически закрыты, на границах в другие страны – в очередях надо простоять уже почти неделю. Впрочем, эта проблема касается всех, кто избегает войны, как цис-, так и транслюдей.
А ещё среди всех людей, избегающих мобилизации, есть хирурги, кто в мирное время делали гендерно-аффирмативные операции для трансгендерных людей, и эндокринологи, кто назначали препараты и анализы для гормональной терапии и следили за тем, чтобы их трансгендерные пациенты чувствовали себя хорошо. Некоторые из докторов уже покинули страну, а может быть, отказались от официальной работы, а значит – от возможности быть врачами.
Очевидно, что путинская война и мобилизация ставит всех под угрозу, но ограничение доступа к медицинской помощи угрожает трансгендерному сообществу в России особенно ощутимо.
Пару дней назад мне на форумах попалась жалоба трансгендерного юноши на нехватку денег для мастэктомии: его накоплений не хватает на операцию в ближайшие дни, а его хирург собирается эмигрировать уже через неделю, чтобы не быть призванным на войну.
Автор: Т.Е, транс-активист.
