Сегодня, 17 марта, великому танцовщику Рудольфу Нурееву исполнилось бы 80 лет.
В биографии это всемирно известного танцора было множество драматических моментов – непонимание в семье в связи с его увлечением танцами, побег из СССР после известия о том, что ему грозит тюрьма из-за его сексуальной ориентации и, кончено же, ВИЧ, с которым он столкнулся в 1983 году. Представляем вам восемь цитат Нуреева, которые расскажут о его жизни лучше любых биографов.
“Поскольку дома мне запретили танцевать – а бросить танец я, естественно, не мог, – я был вынужден начать жизнь, полную лжи. Мне постоянно приходилось изобретать предлоги, чтобы ускользнуть из дома на репетиции и занятия танцем”.
“Моим экзаменатором оказалась сама Костровицкая, которую я лично считаю лучшей женщиной-педагогом в России сегодня. Когда я закончил, она очень медленно подошла ко мне и сказала в присутствии всего класса: “Молодой человек, из вас получится блестящий танцовщик – или полнейший нуль”. Она немного помолчала и добавила: “Скорее всего, из вас ничего не выйдет!””.
“После выпускных экзаменов ко мне подошла наша прима-балерина – великая Дудинская – и сказала, что хотела бы танцевать со мной “Лауренсию”. “Не валяйте дурака, – добавила она, – не вздумайте предпочесть Большой. Оставайтесь здесь, и мы будем танцевать вместе!””.
“Вся моя жизнь была в танце. Я вернулся к своим детским мечтам, мечтам о спасителе, который придет, возьмет меня за руку и избавит от жалкого прозябания, от этих бесконечных народных танцев и устраиваемых на скорую руку выступлений”.
“Я сразу почувствовал, что Ленинград – это город, способный неуловимо соответствовать любому настроению. Часто ностальгический и печальный, обращенный в прошлое, он вдруг в солнечных лучах представал бодрым и веселым. Его старинные каменные фасады выглядели вечными и живыми”.
“Иногда в жизни приходится принимать мгновенное решение – едва ли не быстрее, чем успеешь подумать. Мне это знакомо в танце, когда что-то не ладится на сцене. Именно это ощущение было у меня тем жарким июньским утром 1961 года на летном поле аэропорта Ле Бурже в предместье Парижа, когда я стоял в тени огромного самолета “Ту”, на котором должен был вернуться в Москву. Его огромное крыло нависло надо мной, как рука злого волшебника из “Лебединого озера”. Должен ли я сдаться, а там будь, что будет? Или пренебречь приказом и совершить опасный – может быть роковой – прыжок к свободе?”.
“Я хочу иметь возможность работать повсюду – в Нью-Йорке, Париже, Лондоне, Токио и, разумеется, в самом, на мой вкус, прекрасном из театром – сине-серебряном Кировском в Ленинграде. Мне двадцать четыре года. Я не желаю, чтобы кто-то решал за меня мое будущее, определял, в каком направлении мне “следует” развиваться. Я попробую дойти до этого самостоятельно. Вот что я понимаю под словом “свобода””.
